Охота на «Троянского коня»
Шрифт:
– И в самом деле, – поддержал Бонч-Бруевича Рузский, – сколько ни просил я штаб Верховного главнокомандующего осуществить упреждающий удар в районе городка Торн, но конкретных указаний на этот счет до сих пор так и не получил…
– Ваше превосходительство, согласно директиве Верховного главнокомандующего, – гневно начал Рузский, лишь только переступил порог кабинета Данилова, – Северо-Западный и Юго-Западный фронты должны начать наступление одновременно, в то время как наши соседи к наступлению не готовы, четвертая и девятая армии до намеченных
– Здравствуйте, уважаемый Николай Владимирович, – радушно приветствовал гостя хозяин кабинета, – разрешите поздравить вас с победоносной организацией обороны Варшавы. Все только и говорят о вас, как о любимце фортуны, – добавил он, с сияющей улыбкой идя навстречу Рузскому.
После жаркого рукопожатия и лестных слов в свой адрес генерал Рузский растаял и уже более мягким тоном, продолжал:
– Поймите же, уважаемый Юрий Никифорович, сосредоточение главных сил немцев на Торнском направлении требует изменения плана наступления…
– Мы знаем об этом и готовим новую директиву, – деловито сообщил Данилов.
– Но, насколько я знаю, Ставка не собирается менять направление главного удара и по-прежнему планирует одновременное наступление обоих фронтов, в то время как я уверен в том, что действия Юго-Западного фронта должны быть выделены в совершенно особую операцию, не связанную с Северо-Западным фронтом, иначе войска будут лишь мешать друг другу. Фронты попросту будут лишены возможности стратегического маневра. Обстановка требует спешно переправить на левый берег Вислы 2-й корпус 1-й армии и немедленно развернуть на север вторую и пятую армии. Необходимо не только перегруппироваться, но и по возможности нанести на Торнском направлении упреждающий удар…
– Вы забываетесь, ваше высокопревосходительство, – оборвал генерал-адъютанта Рузского Данилов. – Стратегический замысел операции – это прерогатива Ставки, и я не позволю вам вмешиваться не в свое дело. Знаете ли вы наши дальнейшие замыслы? В состоянии ли оценить всю полноту обстоятельств, существующих на нашем и на союзническом театрах военных действий?
– Нет, – только и смог промолвить Рузский, стоя навытяжку перед грозным хозяином кабинета.
– А раз так, то не ломайте больше голову над прожектами, а своевременно и точно выполняйте наши директивы, – сухо сказал Данилов. – Я не прощаюсь с вами. До встречи в вагоне-столовой великого князя, – после небольшой паузы, уже более теплым тоном добавил он. – Простите, но у меня на сегодня еще слишком много дел…
В вагоне-столовой великого князя каждый из приглашенных на обед имел свое место согласно чину и должности. Когда Николай Николаевич вошел, все встали со своих мест, стараясь поймать глазами добродушный взгляд великого князя.
– Господа, – восторженно провозгласил Верховный главнокомандующий, – я хочу сообщить вам радостную весть: между пятью и шестью часами в Ставку приедет государь.
Офицеры шумно встретили эту неожиданную весть, и в ожидании фронтовых рюмок водки, которые официанты традиционно подавали на обед, все поглядывали на великого князя, который, так и не пригубив свой обычный бокал коньяку, принялся за холодную закуску.
Рузский, чье место оказалось за одним столом с Николаем Николаевичем и его братом, великим князем Петром Николаевичем, все еще переживая резкие, обидные слова Данилова, потянулся было к рюмке, до верху наполненной охлажденной водкой, но, вовремя заметив осуждающий взгляд Петра Николаевича, резко сменил направление движения руки, направив ее к корзиночке с хлебом.
Баташов, сидя за столом напротив, незаметно наблюдал за командующим, который, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. И было от чего. Ласково встреченный Верховным главнокомандующим, он тут же был унижен его завистливыми заместителями. Такие обиды самолюбивый «Завоеватель Галиции и защитник Варшавы» не прощал никому…
Около пяти часов генерал Рузский, великий князь Андрей Владимирович, Бонч-Бруевич и Баташов вышли на платформу. Едва царский поезд прибыл на станцию, как дворцовый комендант генерал Воейков, чуть ли не на ходу выскочив из вагона, уведомил Рузского, что государь приглашает его к себе.
Минут через пятнадцать генерал-адъютант Рузский, сияя словно новый пятак, вышел из царского вагона и радостно провозгласил:
– Господа, Его Величество лично наградил меня орденом Святого Георгия 2-й степени. – Он достал из кармана роскошный футляр и показал врученный ему царем блистательный орден – белый крест на золотой звезде.
– Вам, Михаил Дмитриевич, я особо благодарен за помощь в организации и проведении оборонительной операции, так высоко оцененной императором, – расчувствовавшись, сказал Рузский, обращаясь к Бонч-Бруевичу. – Будьте уверены, что я не отпущу вас без Георгиевского креста.
– Я горячо благодарю вас за заботу, – смутился Бонч-Бруевич, – но это, право, лишнее…
– Каждый должен получить по заслугам! – назидательно промолвил Рузский и тут же забыл о своем обещании, так же быстро, как забыл и о цели, с которой приехал в Ставку.
Баташову, знавшему Рузского много лет, еще в довоенную пору, как одного из лучших генералов, верой и правдой заслуживших это высокое звание на полях сражений Русско-японской войны, за то время, что он служил в штабе Северо-Западного фронта, было прекрасно видно, как сильно изменился этот, еще недавно прямой и честный генерал, за те несколько месяцев, когда волей судьбы его неожиданно приблизили к высшим сферам. Возвеличенный сильными мира сего, он стал забывать о Боге и Отечестве, поставив все свои силы и талант полководца не для убережения своих солдат от неоправданных потерь, а в угоду «великих» стратегов Ставки…
С этими, далеко не радужными мыслями Баташов шел, опустив голову, к вагончику, отведенному для офицеров, прибывшим в Барановичи, по своим делам.
– Пошто детина не весел, пошто голову повесил? – оторвал вдруг его от мрачных размышлений знакомый голос однокашника по Академии Генерального штаба генерала Юдина.
– Ярослав Дмитриевич, дорогой, как я рад видеть тебя! – радостно воскликнул Баташов, крепко обнимая своего давнего товарища. – Как твое командование корпусом? Как поживает драгоценная Татьяна Мефодьевна? Дочерей небось уже всех замуж повыдавал? – забросал он Юдина вопросами.