Охотник и его горгулья

Ларичева Елена Анатольевна

О, помяни зло, оно и обозлится. На лестнице я столкнулся с Ронвелом нос к носу, вцепился в лакированные перила, пропуская пьяненького мага. Тот сфокусировал на мне синие глазищи и презрительно прошипел:

–  Трудись-трудись, недоучка, пока почтенные маги развлекаются. Авось пару заклинаний вызубришь.

Я приказал себе проигнорировать его пьяное бахвальство и, потеснив недруга плечом, сбежал по ступенькам вниз, где в общем зале что-то живо обсуждали купцы.

–  … четверых положили. Говорят, банда, - торопливо делился свежими новостями торгующий специями

южанин. По черному шелку рубахи вились алые цветочные узоры, в коротких курчавых волосах паутинкой запуталась седина. Я примечал этого человека среди прочих, поскольку родом он был из краев, где прошли мои детство и юность.

–  Не банда, а проклятье древнее, - узнал я фальцет жреца, прибившегося к каравану десяток дней назад и успевшего всем порядком надоесть.
– Я слышал вчера - город проклят!

–  Да ну тебя, - южанин хлопнул по столу ладонью. Огромные черные глаза на смуглом лице опасно сощурились, гневно заблестели. Как его зовут? В последние полтора месяца имена и лица не задерживаются в моей памяти.
– Твое дело приободрять, а ты каркаешь, точно ворона ощипанная.

Начинается! Я пробрался между скамьями, занятыми купцами и их помощниками, отыскал свободное местечко поближе к своему нанимателю присел на уголок.

На тяжелые деревянные столы, накрытые по-деревенски цветастыми скатертями, расторопные служанки расставляли подносы с ароматной выпечкой и сладостями, разливали по чашкам горячий чай (или не чай).

–  Негоже слугу Всевеликого критиковать!
– нисколько не обиделся жрец, пододвигая к себе общую тарелку с благоухающим жарким. Красуется, даже зеленый плащ и расшитый золотистыми узорами костюм не снимает, испачкать не боится.

–  Ну да, - хмыкнул Беранель, лысый высокий старик, к которому я напросился в охранники, - в чем же проклятье заключается?

Я помахал служанке, напоминая ей о своем существовании, и приготовился слушать, наблюдая, как с высокого потолка на паутинке спускается паук. Примета плохая, отчего-то подумалось мне.

–  Проклятье старое, - начал жрец, прожевав мясо, - и последнее землетрясение пробудило его. Двести лет назад в окрестностях Нитереса орудовала шайка Одноглазого. Все как один маги и чародеи в нее входили, ибо поймать душегубов не могли на протяжении нескольких лет. Даже торговый тракт, проходивший в окрестностях, из-за них забросили. Мы как раз сюда ехали по новой дороге.

–  Заметили уже, к делу ближе давай, - поторопили его купцы.

–  И вот однажды, - продолжал жрец, - местному князю вместе с дружиной посчастливилось выследить разбойничье логово. Прятался Одноглазый в пещерах - бесконечных и извилистых, точно вурдалачьи норы. Встала дружина осадой, да только у разбойников припасы имелись, не сдавались душегубы князю. И тогда тот осерчал, приказал обрушить все известные входы. И вздрогнули горы. И осыпались своды пещер!

Обычно писклявый голос жреца набрал силу, завибрировал, заполнил собой всю общую залу, вознесся до чердака. Я невольно проникался уважением к тщедушной фигурке служителя Всевеликого Тардена.

–  Только недаром разбойники чарам

обучены были. Погибая, прокляли они город, князя и весь его род. И стали являться горожанам призраки душегубов, особенно после каждого землетрясения. Того самого князя и его дружину призраки растерзали в первую же ночь после взрыва. До города так никто не доехал. Один гонец, отправленный вперед отряда, спася. И тот умом тронулся.

Жрец перевел дух, хлебнул травяного чая и продолжал уже привычным писклявеньким голосочком:

–  И сейчас после каждого землетрясения люди гибнут или разума лишаются. Чаще всего чужаки, потому считается, что Одноголазый их недолюбливает, ибо княжеская дружина целиком из наемников состояла. А на самом деле - чужаков просто не успевают предупредить ночами по улицам не шляться.

–  Сказки это для приезжих, чтобы за постой цену поднять, - возразил моложавый торговец тканями в сине-малиновом костюме.

–  И ты сам в это веришь, слуга Солнеликого?
– скептически поинтересовался Беранель.

–  Люди мудрые говаривали. Те же жрецы Соэры. А жрецам верить надобно. Они богам угодны!
– наш спутник назидательно воздел вверх указательный палец.

–  Не себя намекаешь, зеленошкурый?
– безо всякого почтения скривился южанин.

–  Я не заметил особого испуга у местных, - посмел высказаться я, чтобы поддержать разговор. Окликнув служанку, наконец-то донесшую до меня долгожданный завтрак, я спросил.
– Милая, ответь, что ты про местное проклятье знаешь?

–  Да, что ты скажешь?
– оживился южанин, не сводя пылающего взгляда с глубокого выреза ее розового платья.

–  Вам уезжать надо. Раз проклятье ожило, духи проснулись, могут всех чужаков поубивать, - серьезно ответила она, высвобождая узкое запястье.
– Сегодня ночью четверых на площади убили. Говорят, в дом неподалеку наведывались. Может, еще кто-то гибель нашел. Приезжие чаще прочих попадаются.

И она, поставив на стол тарелки с горячей кашей и жареным мясом, гордо прошествовала дальше.

–  О, как! Видели?
– торжествующе заявил жрец.

–  Эй, чародей, - Беранель обратил взгляд на меня, - что ты думаешь?

–  Да, рыжий, что скажешь?
– оживился еще больше южанин.

Зря он. Я вовсе не рыжий. Ну и что, что волосы у меня темно-красного цвета. Это старая история. Скажу лишь, что девушкам такая "романтическая" шевелюра даже нравится. Говорят, она здорово сочетается с моей высокой худой фигурой. Ишь, дело им до волос! Обсуждали местных бандитов, обсуждайте дальше.

Прозвучавший вопрос требовал ответа, поэтому я, не слышавший начала разговора, осторожно заметил:

–  Мир велик. В нем всякое бывает.

–  Во-во, - поддакнул мне жрец, набивая рот пирожками с творогом.
– Убрались бы отсюда, кабы не горы эти проклятущие.

–  Люди любят придумывать красивые легенды. А потом сами же пугаются, - поморщился южанин, выбираясь из-за стола и направляясь к выходу.
– Пойду я проветрю голову от ваших бредней.

–  И совсем не бредни, - обиделся жрец, - правда, чародей?