Охотник и его горгулья
Шрифт:
1. Поймать одержимого
Устав ворочаться на жесткой лежанке я перебрался на подоконник и уставился на скомканную черную бумагу лежащего внизу города - хмурого, неприветливого, опостылевшего за долгие пять дней. Когда разберут завалы, и караван двинется дальше - не ведает даже Всевеликий Тарден. А я не жрец, чтобы его выспрашивать.
В приоткрытое окно струился холодный воздух. Для простуды слишком мягкий и чистый - горный. Зато охладить мою гудящую мыслями голову в самый раз. О чем я думаю?
Деньги, деньги, деньги! В караване ловить нечего. Нанявший меня Беранель по возвращении выплатит стандартную расценку и одарит пинком под зад. Я вернусь к тому, с чего начал - поиску работы. Любой, за которую сносно платят. И кто знает, куда эти поиски могут привести и как изменят меня самого?
Ночь медленно таяла, сменяясь мутными сумерками. С озера на прибрежные кварталы наползал туман - вязкий, похожий на ядовитое варево злой колдуньи. Внизу захлопали двери, зашумели голоса. В доме напротив надрывно забрехала собака, обреченно натягивая цепь. И снова тишина, темнота. Нет, мигнул и погас огонек в соседнем доме. А мне вторую ночь не спится.
Эх, Беранель! Напали б на тебя разбойники. Я бы тебя спас. А лучше - всех скаредных купцов. И даже гордеца Ронвела, мага-охранника, который на протяжении затянувшегося путешествия всеми силами стремился унизить меня, пренебрежительно называя недоучкой и откровенно намекая Беранелю, что тот зря бросает подачки приблудной дворняжке - мне, значит. А у меня такой груз долгов за плечами! И сроки выплаты поджимают!
Я сам виноват. Сам. Не распознал ложь, доверился всецело чужому человеку, назвал другом. Теперь поздно задаваться вопросом - почему так вышло.
От топота в коридоре я вздрогнул, напрягся. А когда в дверь заколотили, нехотя сполз с подоконника и поплелся открывать. С трудом подавил зевоту, щелкнул пальцами, вызывая к жизни пару светляков, и потянул в сторону щеколду.
– Господин маг!
Трактирщик Сервено едва не смел меня с ног, вкатился в "роскошные" апартаменты (за которые содрал с Беранеля как за приличный номер)
– Господин маг!
– снова вымолвил он, не в силах отдышаться.
Льстишь, гад. Знаешь, что я всего лишь чародей.
– Господин… там…
Он шумно выдохнул. Пальцы нервно смяли подол застегнутой через пуговицу рубахи. На залысинах поблескивали капельки пота. Толстоват ты по лестнице бегать. И староват, чего уж лукавить.
– Что, домовика или подвальника усмотрел?
– я решил помочь ему, понимая - никакая мелкая нечисть пройдоху- трактирщика не испугает. Да и крупная - с трудом.
– Там раненый!
– выпалил наконец толстяк.
– Маг.
Ага, вот это серьезно. Не приведи Всевеликий служителю Ордена окочуриться в твоем трактире. Замучаешься объясняться со стражниками и орденцами. Можешь дело потерять, а то и свободу, коли не докажешь, что вины твоей и злого умысла в гибели не было.
– А Ронвел?
– я не горел желанием ввязываться в чужие
– Он искусней.
– Нет его. В нижний город сейчас в одиночку никто не сунется. А за простым травником послать нельзя. Она не дает.
Она? Я заинтересованно изогнул бровь.
– Она!
– с чувством произнес трактирщик.
– Шипит, когти выпускает, горло перекусить грозится.
Я присвистну. Думал - только мне на женщин везет. А тут гляди ж ты - еще большее недоразумение выискалось. Пойти что ли посмотреть?
Пришлось протопать вслед за трактирщиком в общий зал, где полулежа на нескольких составленных вместе стульях, расположился раненый - неказистый мужчина, разменявший полторы сотни лет. Коричнево-зеленая шапка и куртка объявляли о принадлежности незваного гостя к Ордену Путей земных и подземных. Разрезанная до середины бедра штанина демонстрировала развороченную жуткую рану. Наскоро зачарованная, остановленная кровь свернулась и потемнела, но нога распухла. Чует мое сердце - там не кость, а сплошное крошево. Ох, ничего не обещаю!
– Целитель?
– прохрипел маг, едва удерживаясь на грани беспамятства.
– Чародей, - не стал я его обнадеживать.
– Кое-что понимаю во врачевании…
– Приступай!
– неожиданно жестко скомандовал он.
– Где Нюка?
– крикнул он в сторону кухни.
– Лечу, мой ненаглядный. Чайник вскипячу и прилечу.
От низкого грудного голоса спутницы раненого землеройки по спине против моей воли пробежали мурашки. Тьфу, дурак. Тут человек помирает, а ты о бабах думаешь!
Трактирщик опасливо покосился на дверь и попятился к лестнице.
Но я уже позабыл и о незнакомке, и о нем, а готовился - завязал волосы в хвостик, закатал широкие рукава рубашки, размял пальцы и переплел их над раной, стараясь не смотреть на кровь, уже просачивающуюся сквозь свежую корочку.
Пальцы сплетались и расплетались, собирая и связывая узелки силы, подпитывая оживающую плоть своей собственной энергией.
– А-а-а!
– заголосил маг, но опомнился, взял себя в руки.
Гордый, дурак. Кричи, легче будет. Кричи! Молчит, стиснул зубы, вцепился в столешницу, напрягся. Мне же тяжелей, когда ты так скукожился.
– Кричи!
– выдавил я из себя, вновь растворяясь в переплетении сосудов, разорванных мышц и костей, превращенных в щепки.
Он понял меня и заголосил. Заголосил так, что перебудил не только весь трактир, но и близлежащие кварталы.
Дотянуть бы! Я никогда не чувствовал себя столь измотанным. Никогда не лечил ничего сложнее ссадин и порезов. Хотя благодаря Солеву помнил, как следует действовать в подобных ситуациях.
Всевеликий, помоги не потерять себя в чужой боли и отчаянии, не заблудиться в кружеве сращиваемых волокон плоти. На виски давит. Во рту высохло. Руки сводит судорогой. Держись, Ванитар. Отступи от его страдания, выведи раненого за собой.