Тара

... Эльфийское королевство Варандэ...

Принц Тавинлас торопил коня. Нещадно стегая белого жеребца, он нёсся сквозь медлительное кружение алых лепестков многовековых лэров, пролетал под жемчужными арками стольного города, успевая отвечать на приветствия и поздравления. Они уже проведали! Все без исключения. Небось, придворные менестрели песню сложить успели о его счастье, а он только вчера узнал. Узнал, и ринулся в светлую Аллванфию, покинув границы, которые наравне с рядовыми гражданами по полгода обязан был охранять каждые пять лет. Домой скорее! Домой, где в окружении шумных служанок дождалась

Девочка! У него родилась девочка! Седьмая из шестнадцати детей. А значит - теперь он может сидеть по правую руку от старшего брата - короля гордого эльфийского королевства Варандэ. Он - самый младший, даже в обход среднего, у которого одна дочка на двадцать сыновей! Рождение седьмой дочери - это официальное признание его прямым наследником владыки, если конечно, все двенадцать отпрысков старшего брата откажутся от трона.

Принц Тавинлас не тешил себя глупыми надеждами. Да и власть ему была ни к чему. Приятно, конечно, что благодаря стараниям супруги он стал таким важным. Главное боги сочли его достойным, отметили своим знаком. Седьмая дочь - это счастье, особенно в королевстве Варандэ.

Всё дело в том, что у эльфов уже три тысячи лет девочек рождалось раз в пять меньше, чем мальчиков. Настолько мало, что даже король и наследные принцы отказались от древней привилегии - содержать по две жены одновременно. Прежде чем связать свою судьбу с новой женщиной приходилось освобождать от данных клятв первую.

Теоретически ситуация была вполне разрешимой. Рядом раскинула крылья степей и украсилась частоколом Алого леса славная дикарская Ирь. Но разве эльф из Варандэ позарится на местных смесков, как бы богаты и красивы они не были? Ирийский соплеменники для обновления рода не гнушлись портить древнюю кровь человеческой. А люди скрещивались даже с орками, пусть и не всегда по своей воле. Зато и те, и другие, и третьи избежали вырождения, в отличие от чисто эльфийского королевства.

Изменить ситуацию могли лишь очень сильные чары. Но в последние тысячелетия гордым эльфам не везло даже на них. На службе государства состояли всего две ведьмы (и то потому, что в их крови не нашли примеси человеческой). Многочисленные чародеи тоже не хвастались умениями, больше совершенствовались в искусствах, чем в собственном ремесле. Вызов Запредельного после гибели нескольких знатных вельмож и вовсе был признан кощунством. Может быть, поэтому виртуозность соседских чародеев и ведьм приписывали исключительно смешению кровей, и почиталась за святотатство против богов-создателей.

Одним словом, эльфы ревностно хранили самобытность своего маленького гордого королевства, прочно отгородившись от мира. Но, похоже, боги только испытывали их, стращая вырождением, а теперь в награду за долготерпение стали посылать девочек одну за другой. Во всяком случае, счастливый отец считал именно так...

С приближением к центру столицы дворцы и мостовые приобрели тёплый янтарный оттенок, башни вытянулись ввысь, уносясь сквозь листву к почти невидимому отсюда утреннему небу. Серебристые стволы лэров покрылись изящным рисунком. Но принц, проведший в седле всю ночь, не обращал внимания на красоту, не замечал перемен, произошедших в родном городе за время его почти полугодового отсутствия. Вот он, его дворец. Высокие башни со стрельчатыми витражными окнами окрашены в густо медовый оттенок. У мозаичных ворот отсалютовала прибытию хозяина стража...

Скорее наверх, где в длинных коридорах, хранящих сумрак улетучившейся ночи, скрыта комнатка его супруги.

Принц Тавинлас соскочил с коня и, бросив сине-зелёный плащ на руки стражникам, перепрыгивая через три ступеньки, помчался по лестнице. Выше и выше, туда, где спало в плетёной люльке крошечное благословенье богов - девочка по

Но как бы ни был горд счастливый отец, как бы ни возносил хвалы в храмах сам король, благодаря за малейший знак возрождения его увядшего было народа, рождение маленькой эльфы выглядело явлением вполне обычным. Когда она явилась на свет, когда распахнула серо-серебристые с зелёными искорками глаза, не протрубили трубы небесных владык, не затрепетали лунные сердца великих духов. Многомудрые ведьмы не явились под окна дворца, чародеи не исписали свитки с пророчествами великой судьбы новорождённой. Всё было вполне обыденно. Только далеко-далеко, за пределами мира людей и эльфов, там, где начинается власть неведомого, именуемого смертными Запредельное, а демонами - Хааа, из вязких вод океана забвения выступили сияющие нагромождения ракушек и водорослей. И ветер, нанизывающий на свою нить миры, грустно и торжественно запел в этих конструкциях, нашептывая вечным силам свои предсказания. Но его не услышали и не поняли, пропустив предупреждение о судьбе эльфийского ребёнка. А зря...

Риону не позволили взять с собой ничего из вещей. В чём был во время оглашения итога поединка, в том и ушел. Кожаные штаны, безрукавка и тёплая куртка. Да ещё меч, чтобы лесные звери не сразу растерзали. Самое обидное, Рион понимал - справедливо выгнали. Не способен он больше защищать их городишко, веками ютившийся на границе с королевством Ирь, под боком Угрюмого леса. Ни от волков-оборотней, ни от вампиров, ни от прочей нежити. И уж тем более в пограничные рейды ходить не способен. Стар стал, силу чародейскую растратил, доверие людское пропил. И когда вышел на площадь Лафрин и держал обвинительную речь перед соплеменниками, оправдаться было нечем.

Что сетовать? Шестьдесят два года скоро стукнет. Пожил, четверых сыновей вырастил. Давно уже разлетелись по свету. Один даже в чародеи пошел. Дочка бы ещё была, коли не ведьмовская метка на левой ключице. Не утаил, отняли, забрали на воспитание... Теперь Рион и об этом не сожалел. Что боги дали, то и взяли.

Деревянные стены Сафри давно остались позади. Жалко только, что молодая красавица жена под Лафрина ляжет. Щурила большие дикарские глаза, когда условия поединка объявляли, улыбалась будущему Хранителю. Может, она желторотого выскочку и подбила на такое? Впрочем, бессмысленно гадать.

Лесная тропинка разветвлялась, одним рукавом убегая к тракту, другим углубляясь в лес. Сколько нечисти там перебито? И дружина у него была достойная. Да только двое в землю легли в последний год, ещё трое спились. А молодёжь к Лафрину подалась. Сам же, поганца, воспитал, ремеслу обучил. И на тебе!

На душе старика было смурно и гадко. Хмурый осенний день добавлял безысходности. Под ноги ложились ржавые листья - прощальные письма умершего лета. И бывшему хранителю казалось, что вместе с увяданием природы увянет и его жизнь.

Свернув в сторону тракта, Рион очень надеялся выйти из леса до заката. Здесь его слишком хорошо знают. Только стемнеет - проще самому на меч броситься. Быстро не убьют, поглумятся, помучают.

Сквозь густые переплетающиеся ветви многовековых деревьев просочились первые капли начинающегося дождя. Старик поморщился, отвлёкся от невесёлых мыслей и замер, ощутив слежку ненавязчивую, беспристрастную. От невидимого соглядатая не исходило ни ненависти, ни даже простого любопытства. А далеко-далеко, где-то на пределе слышимости зазвенели колокольцы, будто кортеж эльфийского короля над трактом летит, не касаясь древних камней.