Охотник на звездном снегу
Шрифт:
— Видите ли, — опять влез консул-магнат, и на этот раз Альбин его не стал останавливать, — видите ли, в том положении, в котором на данный момент находится значительная часть морально здорового населения Биессы, то есть при наличии нарушенных систем административного управления, а также при отсутствии централизованной поставки товаров первой необходимости, в силу вступают определенные модели поведения, определяемые данными насущными потребностями граждан. Поэтому…
— Все, — сказал Альбин и посмотрел на Лекса. — Уходим. Связь с челноком через десять
Лекс кивнул. Ему было тошно — от этих людей исходил мерзкий трупный запах, причем не в переносном, а в прямом смысле.
— Ну и воняет здесь, — с чувством произнес Альбин, когда они выбрались из здания и подставили лица прохладному ветерку. — Кажется, дождик будет…
— Вы тоже заметили, господин старший гастат?
— Что?.. Дождь?
— Нет, то, что воняет…
— А! Ну да. Трупами несет жутко. Откуда только, не пойму. Ну-ка, а ты определишь, с твоим-то носом?
Лекс принюхался — похоже, несло от полуразрушенного здания: кажется, это был бассейн.
— Разрешите, господин гастат?..
— Н-ну… сходи, если тебе интересно. Только быстро. Лекс бегом направился к бассейну.
Он и сам не знал, что его туда понесло — наверное, ощущение какой-то неправильности, недоделанности, желание восстановить гармоничную картину мира — пусть даже картина эта будет жестокой, злой, но — гармоничной, пусть кровь, но — оружие, враги, схватка, только не эта безопасная тишина и люди-крысы.
Лекс взбежал по скользким грязным ступенькам, миновал обгоревшую дверь, вышел к ванне бассейна.
Было темно, только сквозь крышу бассейна, наполовину сорванную и рухнувшую к дальней стене, виднелось темное сероватое небо, с которого накрапывал мелкий дождик. Вонь стала совершенно невыносимой, и Лекс, вытащив легкий респиратор, надел его.
Он прислушался. Капли дождя, падая на дно бассейна, как-то странно похрустывали, будто там, внизу, была расстелена полиэтиленовая пленка. Лекс включил фонарь и подошел к бортику.
Он удивился: дно оказалось слишком мелким… можно даже было сказать, что оно находилось почти вровень с бортиком. Действительно, его покрывала пленка… Лекс присмотрелся внимательнее и невольно отшатнулся.
На дне бассейна лежали трупы. Они были уложены ровно, штабелями, и трупы эти были голыми.
Словно в трансе, Лекс подцепил стволом автомата край пленки, приподнял его и направил фонарь вниз.
Дети. Это были дети. Все голые. Они лежали здесь, видимо, уже давно и порядком разложились — черновато-зеленые, страшные, кишащие личинками, которые скапливались в глазницах и паху, и ползали, и ели, ели, ели…
Лиц у детей уже не осталось — только черная сгнившая кожа и оскаленные зубы, а маленькие выпрямленные тела лежали аккуратно и смирно, словно дожидаясь, когда их уберут… или хотя бы снова накроют, чтобы уберечь от мелкого, нудного, холодного дождя…
Лекс медленно опустил пленку и пошел прочь.
Детей не расстреляли — слишком изуродованы некоторые тела (короткая память услужливо демонстрировала картинки — яркими вспышками). Разбитые головы… вспоротые животы… вообще очень много ножевых… и вырезанные гениталии.
Зачем?
Лекс что-то пропустил во времени и удивился, когда увидел шевелящиеся губы Альбина.
— …младший велит! Охотник, твою пятьдесят четыре! В чем дело?!
— Там… бассейн, — пробормотал Лекс.
— Что?
— Дети…
— Очевидно, господин Охотник обнаружил наш, с позволения сказать, полевой морг…
Лекс с удивлением посмотрел (он почти пришел в себя, только немного тряслись руки): оказалось, что к ним с Альбиной подошел газетчик с несколькими местными.
— Какой еще морг?
Это — Альбин.
— Понимаете ли, этот оплот неблагодарных не-граждан, я имею в виду здешний комплекс, был захвачен волной справедливого народного гнева, и эмоции, я бы даже сказал, благородное возмущение, требовавшее выхода…
— Короче, ты!.. — гаркнул Альбин.
— Да чего уж тут, — подал голос один из местных, тощий сутулый сивый дядька с длинным носом и редкой светлой щетиной. — Мы, как заваруха началась, пошли сервов бить. Ну и сюда заглянули. А тут этих сервят как собак нерезаных, гаденышей. Еще кто-то из взрослых нашего одного ранил. Ну, мы и… того… а потом, как они вонять стали, туда всех сволокли. Консул подсказал.
Он кивнул на газетчика.
— Да, — с достоинством произнес тот. — Забота об окружающей среде — важное дело для каждого гражданина Республики… Мы вот что хотели узнать, господин офицер. Нельзя ли нам получить от имени Цезаря определенное количество пищевых продуктов в качестве…
— А почему голые? — негромко спросил Лекс.
— Как, простите?..
— Дети. Почему голые?
— Младший велит… — вполголоса произнес Альбин и умолк.
— А-а… — произнес газетчик и хотел было что-то сказать, но его перебил сивый дядька:
— А что ж, добру пропадать, что ли? Мы одежку, что почище, собрали, жёнки наши знаки ихние отпороли, подлатали, которое получше…
Лекс не то чтобы очень сильно любил детей, просто он считал, что им не место во взрослых играх такого рода: поэтому он плавно передвинулся назад, чтобы иметь больший сектор обстрела, вскинул «титан» и нажал на спуск.
Потом оказалось, что он убил восьмерых, еще троих положили ребята из деции, которые не разобрались, в чем дело, и стреляли до тех пор, пока Альбин не скомандовал «отбой» по боевым коммуникаторам-наушникам. Так что урон для местных был невелик, да и Лекс достаточно быстро остыл, ему даже стало неловко за свою вспышку. Он отделался незначительным взысканием — позже, правда, получил сильнее, а именно по морде — лично от Альбина, который отвел его в сторонку для проведения воспитательной работы. Это случилось потом, когда через неделю на одной из планет Биесского диоцеза («Сиванар Эфит-Лутс» уже шел на базу Тринадцатого Легиона, но получил приказ блокировать космодром, откуда уходили последние корабли мятежников) Лекс позволил группе примерно из сотни сервов скрыться в сельве. Просто отвернулся и не доложил.