Охотник
Шрифт:
— Не-а, — ответил тот между осторожными постукиваниями молотком по «ласточкину хвосту», — но я не дурак, чтоб отрицать такие вещи. Это не моя гора.
Сама Трей ничего такого не видела, но, оказавшись на горе ночью, чувствует, что оно там есть. За последний год-другой ощущение переменилось. Когда была помладше, Трей чувствовала, будто на нее поглядывают, но большего внимания не обращают — слишком мала, ни времени, ни внимания не заслуживает, просто одна из мелких зверушек, занятых своими делами. Теперь ум у нее плотнее, изощреннее. Трей чувствует, что теперь ее замечают.
Она сидит, опершись спиной о старую изгородь, смотрит, как закат наполняет воздух дымчатым пурпуром. К ее голени уютно привалился Банджо, уши и нос следят за тем, как густеет вечер. Внизу помаргивают окошки ферм, опрятные и желтые среди меркнущих полей. По изгибам дороги ползет одинокий автомобиль, лучи фар тянутся в пустоту. Маленький серый домик, где остановился Рашборо, стоит уединенно в тени горы, не освещен.
Что б тут ни жило, на следующей неделе Трей ожидает с этим знакомства. Часть денег, заработанных столярными заказами, она потратила на закупку припасов, чтоб хватило дней на пять, — в основном это хлеб, арахисовое масло, печенье, вода в бутылках и собачий корм. Все это вместе с парой одеял и туалетной бумагой она припрятала в заброшенном доме выше по склону. Пяти дней должно хватить, более чем. Как только она сделает то, что собирается, Рашборо уедет, едва успев манатки собрать. А когда мужики узнают, что он уехал, отец деру даст тут же. До тех пор Трей нужно не путаться у него под ногами, только и всего.
Рашборо она не доверяет, однако не видит никаких причин, зачем ему ее закладывать. Отцу — еще может быть, но не остальным мужикам. Если кто угодно другой спросит, чего это она запропала, скажет, что отец пришел домой бешеный, потому что сболтнул лишнего, а Рашборо что-то заподозрил, и она убежала, чтоб отец не спустил пар на нее, — и все это близко к истине. Трей оставит записку на постели: «Надо кое-куда уйти. Вернусь через несколько дней», чтобы мамка не волновалась.
Она даже ножик для арахисового масла не забыла. Ухмыляется, думая, до чего Кел будет гордиться тем, как она блюдет приличия, пока не вспоминает, что поделиться с ним этим не сможет.
Трей думает о Брендане. В эти дни — меньше. Впервые узнав, что с ним стряслось, — несчастный случай, сказал Кел, все в тот день шло наперекосяк, из чего вроде как следовало, будто это что-то меняет, — о брате она думала непрерывно. Часы напролет возвращалась и переделывала в уме все так, чтоб не дать ему уйти из дома в тот день, предупреждала, на что обращать внимание, шла с ним и в нужный миг кричала ему нужные слова. Она спасла его миллион раз — не потому что верила, будто на что-то повлияет, а просто чтобы взять передышку от мира, в котором Брендан мертв. Бросила она это дело, осознав, что Брендан начинает казаться тем, кого она выдумала. После она уже всегда-всегда думала о нем как о настоящем: мысленно перебирала каждое слово, выражение и движение, какие могла вспомнить, татуируя их у себя на уме и оттискивая их как можно глубже, чтобы отметины оставались четкими. Каждая болела. Даже когда Трей занималась чем-нибудь, работала с Келом или играла в футбол, то, что случилось с Бренданом, лежало у нее за грудиной холодным грузом размером с кулак, тянуло книзу.
Со временем стало полегче. Теперь Трей может заниматься своими делами, избавившись от этого груза, видеть без черноты, затмевающей часть ее поля зрения. Из-за этого она иногда чувствует себя предателем. Подумывала, не вырезать ли имя Брендана на себе, но это как-то тупо.
На горе же Трей надеется повстречаться с призраками. Ей невдомек, верит в них или нет, но если они существуют, Брендан среди них найдется. Она не знает, какой облик он примет, но никакие варианты отпугнуть ее не способны.
Летучие мыши выбираются на охоту — быстрые ловкие нырки и визг. Показываются первые звезды. Еще один автомобиль проскакивает по дороге и останавливается у домика Рашборо, теперь уже едва зримый в густеющей тьме. Через миг укатывает прочь, а в домике вспыхивает свет.
Трей расправляется и начинает спускаться по горному склону, Банджо следует вплотную за ней. Фотоаппарат у нее под застегнутым худи, чтобы руки на случай, если она споткнется, были свободны, — но Трей не споткнется.
За Рашборо Трей следила все вчерашнее утро, как и обещала отцу. В основном Рашборо просто бродил по тропам и снимал каменные изгороди, что, по мнению Трей, идиотский предмет для фотографирования, разок поковырялся в пыли, поднял оттуда что-то и прищурился, чтобы рассмотреть, а затем сунул в карман. Несколько раз останавливался поболтать с теми, на кого натыкался, — с Киараном Малони, перегонявшим овец с поля на поле; с Леной, выгуливавшей собак; с Анье Геари, поливавшей цветы в саду, а дети дергали ее за подол. Раз или два Трей казалось, что он поворачивает голову в ее сторону, но голова его всякий раз продолжала поворачиваться. На то, чтобы выяснить, где он шляется, утро потратить стоило. Когда она докладывала отцу, вид у него поначалу был такой, будто он не понимает, о чем она вообще толкует. А затем рассмеялся, сказал ей, что она классная девчонка, и выдал пятерик.
Рашборо, открывая дверь и видя Трей, выглядит ошарашенным.
— Батюшки, — произносит он. — Тереза, это ты? Твоего отца, боюсь, тут нет. Он очень любезно показал мне кое-какие виды, а затем привез сюда. Ему будет жаль, что вы разминулись.
Трей говорит:
— Я вам показать хочу кое-что.
— О, — произносит Рашборо через секунду. Отступает от двери. — В таком случае прошу в дом. Можешь и своего друга взять с собой.
Трей это не нравится. Она собиралась показывать ему на пороге. Ей кажется, что Рашборо должен быть настороженнее к ребенку, которого не знает. Отец сказал, что Рашборо — наивняк, считающий, что вся Арднакелти — сплошь лепреконы и девы, пляшущие на перекрестках, но Рашборо никакой не наивняк.
В гостиной очень чисто и очень пусто, всего несколько предметов сосновой мебели, расставленных неестественно, да натюрморт с цветами на стене. Пахнет так, будто здесь никто не живет. Пиджак Рашборо на стоячей вешалке смотрится ненастоящим.
— Не присядешь ли? — спрашивает Рашборо, показывая на кресло. Трей садится, прикидывая расстояние до двери. Сам Рашборо устраивается на диване с цветочным узором и, внимательно склонив голову набок, смотрит на Трей, руки сцеплены между колен. — Итак. Чем могу быть полезен?
Трей хочет убраться отсюда. Ей не нравится, что у него такие мелкие и ровные зубки, не нравится отсутствие связи между приятностью его голоса и тем, как он на нее смотрит, — будто она зверь, которого он намерен купить. Она произносит:
— Никто не должен знать, что вам про это рассказала я.
— Батюшки, — повторяет Рашборо, вскидывая брови. — До чего загадочно. Разумеется, мои уста немы.
Трей говорит:
— Вы собираетесь завтра утром искать в реке золото.
— О, твой отец доверил тебе этот секрет? — Рашборо улыбается. — Да, собираюсь. Больших надежд не питаю, но если найдем, это было бы чудесно, правда? Ты это хочешь мне показать? Сама нашла немножко золота?
— Не, — отвечает Трей. Расстегивает худи, вынимает камеру из чехла, включает видео, отдает Рашборо.
Рашборо смотрит на нее с некой смесью веселья и озадаченности. Он смотрит запись, и это выражение сходит с его лица, пока на нем не остается ничего.
— Это золото, — говорит Трей. Все ее инстинкты призывают к молчанию, но она заставляет себя произнести это. — То, что они закладывают в реку. Чтобы вы нашли.
— Да, — говорит Рашборо. — Я вижу.
Трей чувствует, как работает у него ум. Он досматривает запись до конца.