Охотники на дьявола
Шрифт:
— Да, все это верно!
«Почему же мне не солгать, раз это так нравится тебе?»
— подумал он.
Американец перестал сомневаться в себе. Но к его великой вере в себя присоединилась другая: вера в превосходство силы чужестранца. И он смиренно сказал:
— Благодарю вас, доктор.
— Не за что. Всего хорошего, Илия.
— Почему вы назвали меня… Илией? — спросил, заикаясь, Американец.
— Иди сейчас. Я объясню тебе это в другой раз.
Едва ушел Американец, как в комнату вернулась, дрожа и задыхаясь от негодования, Тереза.
— Я не хочу, чтобы он приходил сюда! Что тебе нужно от этого грязного Американца?
Франк пристально посмотрел на нее. Она вздрогнула и тихо, как бы извиняясь, добавила:
— У него дурной глаз.
Франк Браун привлек ее к себе, усадил на колени и положил ее голову к себе на плечо. Затем быстро начал гладить виски. Она не сопротивлялась, а лежала, спокойно дыша, у него на груди. Он уколол ее иголкой в руку; лицо ее не выразило признаков боли. Он был доволен.
Усадив ее на стул, Франк сел против нее на столе и задумался.
«Как это удивительно! — думал он. — На вид я кажусь колдуном. А между тем я отлично знаю, что сила — не во мне, а в тебе, дитя мое! И если я сделаю что-нибудь с тобою или с этим дураком-Американцем, которого ты терпеть не можешь, то творить будет все-таки ваша сила, а не моя. Наука говорит, что вы — больные. Но ваша болезнь — большая сила, и я хочу использовать ее, как умею».
Он проделал над девушкой несколько опытов: то давал ей приказания, то задавал вал вопросы, на которые она отвечала в желательном для него смысле. Наконец, ему надоело это занятие, и он разбудил загипнотизированную.
Франк Браун отправился к Американцу. Его встретила в саду жена последнего — крепкая, маленькая, круглая женщина. Показав на сарай, она благоговейно проговорила:
— Мой муж там; он скоро вернется.
Она ввела гостя в дом, усадила его и долго болтала, пересыпая каждую фразу словами: «мой муж».
Вдруг она испуганно вскочила.
— Он идет, — прошептала она, открыла дверь, поставила на стол свечу и незаметно вышла.
Пьетро встретил Франка мрачно и сдержанно. Он стоял с опущенной головой и смотрел на него со злобой и страхом.
«Погоди, мой зверь. Я еще научу тебя плясать», — подумал Франк Браун и спросил по-английски:
— Как дела?
Мистер Питер вздрогнул, съежился, словно получил удар хлыста, и с кисло-сладкой улыбкой ответил:
— Благодарю. Все в руке Бога. Я молю Его, дабы Он благословил мое начинание.
— Бог не благословит твоего дела, — ответил Франк Браун. — Он требует большего, чем пение и молитвы.
— Чего же Он требует? — спросил подозрительно Пьетро Носклер.
Франк Браун положил руку на плечо Американца. Его голос звучал мягко, спокойно, но чрезвычайно убедительно, когда он заговорил:
— Слушай, Пьетро Носклер! Бог ждет от тебя чуда.
С ужасом смотрел на него мистер Питер.
— Я должен сотворить чудо? Я?… Но люди ведь не делают чудес!
— Не греши! Прочти «Житие святых», — и ты узнаешь, что люди творят чудеса Ты должен сотворить чудо и можешь это, Пьетро. Ты — пророк Илия! Разве тебе не известно, что души святых могут вселяться и в другие тела по велению Бога?! В тебе сидит душа Илии.
Франк говорил медленно, уверенно, тоном, не допускающим сомнений.
— Недаром же Господь послал тебе столько милостей. Он повел тебя через огромное море, чтобы заставить тебя долгие годы в тяжком труде добывать хлеб твой насущный. Он направил там твои шаги в общину братьев, дабы осветить тебя сиянием Духа Своего. И в Своей безграничной милости дал Он тебе богатый дар и вывел тебя из чужой страны: в долине твоей родины ты должен был вещать Царствие Его и милосердие Спасителя. И здесь, пока ты спал, Он вселил в твое тело душу благочестивого служителя Своего — Илии.
Пьетро шатался, как пьяный, и крепко ухватился за край стола.
— Это верно, — прошептал он; — мне снится каждую ночь кровь агнца. А жена говорит, что я встаю и брожу во сне.
— Не ты встаешь, а пророк, живущий в тебе, — заметил Франк Браун. — Он встает и творит во сне хвалу Господу Богу. Пьетро Носклер, ты — Божий избранник!
Американец едва держался на ногах под пристальным взглядом Брауна. Его руки дрожали, тонкая пена покрывала полуоткрытые губы. Но взгляд его светился гордым блаженством. Он уже не слышал, что ему говорил тот, другой, они созерцали великолепие Царствия Божия. Франк Браун начал его раздраженно трясти.
— Приди в себя, Пьетро, я говорю с тобой. Ты должен слушаться, понимаешь ли, Пьетро?
Да, он должен был слушаться, — он это знал. Он чувствовали что чужеземец прогнал туман, застилавший ему до сих пор глаза, и указали путь, по какому он должен идти. Но именно за это он ненавидел его. Пьетро безгранично верил каждому слову своего собеседника, и в нем все сильней и сильней росло благоговейное уважение к самому себе, и в то же время перед ним сидела эта беззаботная собака и каждым взглядом, каждыми жестом показывала ему свое безграничное неуважение.
Он заскрежетал зубами. Отчего именно Франк был послан к нему?
«Пути Господа неисповедимы», — прошептал он и беззвучно спросил:
— Скажите, доктор, что же мне делать?
— Принеси сначала вина!
Американец посмотрел на него, — его словно хлестнули плетью.
— У меня нет вина. В моем доме никогда не было ни капли, — ответил он.
— Если нет, то пойди купи у Раймонди.
Пьетро тяжело поднялся и вышел, как прибитая собака.
Он вернулся с вином.
— Пей и ты тоже!