Охотники на дьявола
Шрифт:
Молитесь за меня, возлюбленные братья и сестры. Да простятся мне мои грехи! Мое второе дитя, Фиаметта, — не дочь моего мужа, Мариана Венье, а дочь жандарма — Алоиса Дренкера.
Иди сюда, Фиаметта! Пусть все видят тебя, плод моих прегрешений! — и с этими словами она схватила за волосы восьмилетнюю девочку.
Испуганный ребенок ухватился за платье отца, плакал и кричал, а мать с силой тащила и толкала вперед.
— Вот живое напоминание о греховных объятиях! О, братья и сестры! Простите меня! Молитесь со мной о прощении мне великих грехов!
Всплеснув высоко поднятыми руками, она тяжело опустила их на худенькие плечики ребенка.
— Становись на колени, мерзкий ублюдок, и молись о прощении грехов твоей матери.
Венье стоял, разинув рот, и почесывался. Все устремились вперед, давили друг друга и с любопытством вытягивали шеи, чтобы лучше видеть супругов Венье и ребенка, плод грешной любви.
Наконец, Американец приступил к молитве. Все опустились на колени и вторили словам молитвы. По окончании ее он приказал всем подняться и начал свою проповедь.
Это были все прежние убогие мысли, но Франк Браун чувствовал за ними скрытый огонь, который вот-вот прорвется наружу ярким пламенем… Он слышал шум ветра и ждал, когда в этой душной, тяжелой атмосфере разразится страшная буря.
На мгновение Американец умолк и вдруг торжественно воскликнул:
— Бог послал мне знамение!
Казалось, с этими словами он пересек поток, лежавший на его пути.
— Ждите, возлюбленные братья и сестры! Я откроюсь вам!
Пьетро вскочил и обеими руками поднял по направлению к присутствующим медную чашу.
— Идите сюда, — воскликнул он, — и пейте вино!
Трепет пробежал по собравшимся. Первой отпила Матильда Венье.
Фиаметта обошла с чашей присутствующих.
Все пили. Девочка всех обносила вином.
Когда очередь дошла до Терезы, она хотела отказаться; но Франк Браун шепнул ей: «Возьми и сделай вид, будто пьешь». Она послушно взяла и передала ему чашу. Он почувствовал, что на него устремились все взгляды, — перекрестился и выпил.
Это было превосходное, чистое вино.
Руки девушки горели; она крепко прижималась к возлюбленному и, спустив на лоб косынку, чтобы удобнее было наблюдать, вперилась взглядом в Пьетро Носклера, стоявшего перед ней.
Пьетро заговорил быстро, страстно, высоко подняв обе руки:
— Братья и сестры! Отдадим наши тела на истязания, прольем нашу кровь за Того, Кто пролил свою кровь за грехи всего мира!
Сняв со стены мешок, он высыпал на пол его содержимое. Оттуда посыпались палки и ветки шиповника, березовые и ореховые прутья. Пьетро выбрал крепкий прут с длинными и жесткими шипами и, приблизившись вплотную к образу Спасителя, разделся до пояса.
— Я подам вам пример! — воскликнул он.
Тяжелые удары один за другим падали на спину и плечи, а острые шипы глубоко вонзались ему в тело. Оно все покрылось каплями крови. Лицо Американца исказилось от боли, а удары сыпались все быстрей и быстрей. Тело качалось из стороны в сторону.
Бледные губы его шевелились и непрерывно произносили слова молитвы.
— Послушайте, братья! Послушайте, сестры! Бог хочет спасти вас от пыток вечной смерти! Он вселил в мое тело душу своего вернейшего слуги: я — пророк Илия.
Он подпрыгнул обеими ногами, словно собираясь взлететь, потом вновь засвистели розги, обнажая куски мяса на кровоточащей спине.
Матильда Венье вскочила с колен, сняла синюю блузу и разорвала рубашку у плеч.
— Секи меня! — с жаром воскликнула она. — Секи!
Американец заговорил опять.
— Братья и сестры! Дьявол рыщет по свету. Но мы должны изгнать его! Мы будем петь и молиться, а если и это не поможет, — начнем истязать себя. Тогда он обратится в бегство, и победа останется за нами. Следуйте за мной в этой борьбе. Бейте, секите меня! Бога!
Но никто не решался поднять на него свою руку.
— Почему колеблетесь? Или вы не слышите, как сатана насмехается над вашею слабостью? Бей меня, Ронхи; бей, Джироламо; бей меня, Матильда Венье.
Они стояли, подняв прутья, не смея опустить их на тело пророка.
— Вы должны бичевать меня! Слышите? Начни же скорее, сестра Матильда!
Матильда закрыла глаза и ударила, за ней начали сечь портной и Джироламо.
— Сильнее! Сильнее! — кричал Пьетро.
Прутья со свистом рассекали воздух.
Матильда кричала:
— Бейте меня! Я хочу пострадать…
Тереза не спускала глаз с этого зрелища. Вдруг она услышала возглас:
— Пропустите ее! Пустите Сибиллу Мадруццо!
Все расступились, образовав проход, пение смолкло, бичевание прекратилось.
— Что тебе нужно, сестра Сибилла? — спросил ее Пьетро.
Она зашевелила губами и указала палкой на спину. Американец сделал шаг назад, но старуха поползла за ним, схватила прутья, которые он держал, и поцеловала. Собравшись духом, он ударил ее слегка по искривленной спине. Однако она не отступала.
— Ты стара и больна, — сказал Пьетро. Но она не выпускала его руки и беззвучно молила о чем-то. Наконец, она у кого-то достала карандаш и клочок бумаги и написала: «Ты сказал, что мы все должны пролить свою кровь. Почему же ты сам отталкиваешь меня?»
Пророк колебался. Немая упала перед ним на колени и крепко обняла его ноги.
— Ты должен сделать это! Ты пророк! — воскликнул Ронхи.
Пьетро опустился на колени рядом с нищей. Оба жарко помолились.
Американец вскочил и крепко зажал в правой руке прутья с шипами. Закрывая глаза, он быстро, безостановочно опускал удар за ударом на несчастную старуху. Ее искривленное тело извивалось у его ног; израненное плечо превратилось в ярко-красное пятно.