Охотники за ФАУ
Шрифт:
— Дайте, я! — вдруг сказал Богун, отстраняя Баженова. Он открыл затвор, навел через дуло, чуть довернул влево и крикнул: — Заряжай!
Захлопнулся затвор, и раздался выстрел. Вспыхнуло у основания башни танка, — с ним было покончено.
«То огонь, огонь!» — звенело в ушах, и Баженов стрелял, стрелял из карабина-автомата в гитлеровцев за танком.
— Ну и режете! — отмечал каждое попадание молодой боец снизу, из рва.
Подхватив двоих, фрицы быстро пошли назад, а когда из их группы еще двое упали, остальные бросили раненых и кинулись прочь.
Баженов оглядел поле боя. Справа, за поворотом рва, противотанковая пушка уже не стреляла; накренившись, она уткнулась дулом в землю. На поле метрах в четырехстах горели два танка. Из парка выбегали наши бойцы и убегпи через огород, в кукурузу. По бегущим били пулеметы из пяти танков.
— Куда вы?! — крикнул Баженов.
— Отходим из пригорода по приказу, будем накопляться, — ответил боец. Врет или нет? Не «забыл» ли сказать, что Захиров приказал отойти в этот ров?
Баженов подсел к радисту и начал передавать донесение условными радиосигналами. Возле противотанковой пушки запрыгали маленькие, злые, желтые вспышки: бил крупнокалиберный пулемет с танка. Легко раненные артиллеристы укрылись во рву. Хотел Баженов спасти пушку — не подойдешь! Подбили пушку. Танки надвигались.
— Надо закрепляться на ферме, — крикнул Богун.
И они пошли по рву. Теперь с танков по ним стреляли из пулеметов и из пушек.
— Нагибайтесь, товарищ старший лейтенант. Ну, нагибайтесь! Срежут, слышите, как дает?
— Отстань.
— Себя не жалеете, нас поберегите: ваша голова — ориентир.
Баженов пригнулся.
Впереди во рву сидел сухонький, пожилой боец. Он сидел в такой спокойной позе и смотрел на них так буднично, что Баженов закричал:
— Чего расселся, где твое оружие? Пошли!
— Отвоевался я, — негромко, спокойно, даже ласково ответил боец, по-волжски выговаривая «о», — обе ноги перебиты, рука перебита, две раны в живот. Так что отвоевался… Наши проходили. Автомат мой взяли, документы тоже.
Баженов приподнял на раненом гимнастерку и рубашку, посмотрел и поспешно опустил одежду. Удивительно было это просветленное спокойствие умирающего. Молча стоял перед ним Баженов, стояли другие.
— А если хочешь помочь, сынок, — слышал Баженов его окающий говор, — пристрели меня. Все равно, коль сейчас не помру, фрицы пристрелят.
— Не проси. Веришь, не могу…
— Верю. Передай тогда в Горький, на автозавод. Селезнев Михаил Осипович шлет свой последний смертный привет. А оттуда они и супругу мою известят.
— Передам. А ну, хлопцы, понесем!
Была отбита пятая контратака гитлеровцев, пытавшихся ворваться в совхоз. Горели совхозные конюшни — из них с топотом и ржанием выскакивали обезумевшие кони и разбегались во все стороны, высоко задрав головы с подпаленными гривами. Совершенно спокойно вышел из пламени белый жеребец — красавец под английским седлом на расшитой золотом красной попоне, — посмотрел вокруг и побрел к парку.
Никто на него и внимания не обратил, — не до коней тут было… Горели два сарая, и в них взрывались оставленные гитлеровцами патроны и гранаты, но и на это уже никто не обращал внимания. Из полутора рот, защищавших совхоз, в живых осталось меньше половины.
Кроме южного направления, обозначилось еще и юго-восточное, и восточное, и северовосточное, и северное — там гитлеровцы скапливались за деревьями и кустами. Их разговоры и команды были отчетливо слышны.
Сплошного фронта не было. Немцы контратаковали здесь силой до роты. Их танки с юга атаковали без пехоты. Наши минометчики не давали танкам подойти.
И Богун из пулемета, и Рябых, и Баженов, и другие легко отбивали контратаки этих групп пехоты без танков.
Глядя на немцев, Юрий Баженов вспомнил рассказ Сысоева о солдатах, которые идут в наступление без огонька, без желания победить, а лишь потому, что их принуждает офицер. Именно это угадывалось в нерешительности наступавших фрицев, в их глупом стремлении держаться поближе друг к другу, в том, что они не перебегали, а двигались во весь рост. Когда кто-либо из них падал, сраженный пулей, другие бежали назад еще более тесной толпой, и тут Богун «давал им прикурить».
При этом он покрикивал на соседей: «Не пугай, не порть мне кучность!»
Отлично действовали минометчики — особенно, когда фашисты накапливались для атаки.
И все же противник продолжал атаковать совхоз: надеялся, что с какой-нибудь стороны да удастся ворваться. Юрий Баженов, принявший командование, выслал вперед слухачей, немного понимавших немецкий, и те докладывали, откуда надо ждать врага.
Когда противник не атаковал, он стрелял по совхозу из пушек и минометов. Иногда это был методический обстрел, иногда артналет.
В совхозе число раненых увеличивалось. С командиром полка радиосвязь установить не могли. Полковник Орленков с ВПУ запрашивал, какова обстановка. Баженов сообщил, что противник отрезал кирпичные заводы. Радиосвязи с Коленко нет. Совхоз подвергается натиску противника с юга и северо-востока. Нами отбито пять контратак.
Орленков требовал удержать совхоз и установить связь с кирпичными заводами, с Коленко. Сообщал, что части армии овладели районом станции, захватили вокзал и ближайшие кварталы, продвинулись и в северо-западных и западных кварталах.
Давно бы два десятка танков смяли горсть защитников совхоза, не имевших противотанковых средств.
Но случилось то, на что невозможно было рассчитывать, что не предусмотрено в уставах, в разделах о противотанковой обороне: танки испугались наших минометов. Баженов только диву давался.
Наступило небольшое затишье. Старшина рассказал о Сотнике, командире минометной батареи. Баженов знал, что этот офицер — выдающийся минометчик, а его минометчики известны всей дивизии; о них много писали в газете. И хотя по настоянию Сысоева массовым тиражом была выпущена брошюра Сотника, в которой он делился опытом и раскрывал свои «секреты», из-за батареи самого Сотника все еще ссорились командиры всех батальонов. Знали: Сотник выручит и в самом безвыходном случае…