Охотники за каучуком
Шрифт:
— Великолепно! — отвечал патрон. — Подлое поведение их соотечественников полностью оправдывает ваши действия.
Так как за душой у нас не было ни су, месье Шарль спросил индейцев, не хотят ли они проводить нас до Марони, и сказал, что там получат столько, что смогут припеваючи прожить всю оставшуюся жизнь.
Мерзавцы по-прежнему отвечали: «Нет!»
— Хорошо! Убирайтесь отсюда. Забирайте часть провизии, несколько мачете, гамаки, один лук со стрелами. Мы оставим себе остальные продукты, второй лук, часть стрел.
На войне как на
Ждать далее было нечего, и мы отправились в путь. Уходя, лишь слегка ослабили веревку. Поэтому пока индейцы освобождались от пут, мы были уже далеко. Бояться нечего.
Мы, конечно, позаимствовали и пирогу. Патрон и Винкельман взялись за весла, и лодка тронулась. Сколько радости было!
К несчастью, на пути частенько встречались пороги и водопады.
Приходилось вытягивать пирогу на берег, тащить через лес, обходя препятствие. Если бы с нами не было богатыря по имени Винкельман, так бы мы и пропали в проклятых лесах. Этот чертов эльзасец может все!
Еще напасть: патрон получил солнечный удар и целых два дня провалялся без сознания.
Нечего сказать, компания что надо: Хозе бредит, месье Шарль в горячке, а я и то и другое.
Винкельман с ног сбился. Он греб, а в перерывах накладывал компресс на голову патрону, делал перевязку сеньору Хозе или смазывал мои болячки. Просто чудо! Как только впереди появлялся порог, твой брат причаливал к берегу, переносил нас одного за другим на сушу, вытаскивал пирогу, волок ее волоком сколько потребуется, переносил нас обратно и снова греб.
Обыкновенный человек десять раз сломался бы.
Река стала уже. Сначала она превратилась в небольшой канал, где могли разойтись лишь две пироги, а потом и вовсе в крокодилью дорогу. Метр в ширину, пятьдесят сантиметров в глубину.
Наконец плавание прекратилось, ибо иссякла вода. Но мы оказались возле плато Тумук-Умак.
Боже! Будь мы на ногах, через каких-нибудь два часа увидели бы Тапанаони, северный приток Марони.
Увы! Мы были беспомощны, словно черепахи, перевернутые на спину.
Пытаться тащить нас по очереди через холмы было безумием. Несмотря на самоотверженность и готовность на любые жертвы, Винкельман все же не решился на эту авантюру.
Он удобно, насколько мог, устроил нас на дне пироги, положил рядом оставшиеся продукты и сказал мне со слезами на глазах:
— Я отправляюсь на разведку. Возможно, меня долго не будет: день, а может быть, и два. Кто знает! Еда у вас есть. Теперь вы здесь самый здоровый. К тому же в сознании, в отличие от них. Следите за остальными. Я постараюсь спасти вас. Если не вернусь, значит, погиб. Другого быть не может.
И он ушел, поцеловав меня на прощание.
Доброе и благородное сердце! Я не могу вспоминать об этом без волнения.
Прошло два дня, три… Его не было.
Мы чувствовали себя относительно хорошо. Но он! Что могло стрястись?
Месье Шарль начал понемногу приходить в себя. Сознание вернулось
Так что никак нельзя сказать, что мы очень страдали.
Едва патрон встал на ноги, как собрался идти на поиски нашего бедного друга. Тогда решили пуститься в путь все втроем.
Нам удавалось пройти сто метров за полчаса.
Стало ясно, что ничего из нашего путешествия не выйдет. Едва хватило сил добраться снова до пироги.
Начался четвертый день. Ночь мы провели без сна. Горе не давало сомкнуть глаза. Провизия на исходе. Если не придет помощь, умрем с голоду. Вопрос времени.
Потом муравьи обглодают наши косточки…
Бррр!.. Я и сейчас еще дрожу, вспоминая о тех днях.
Вновь наступила ночь. Мы были в отчаянии.
— Винкельман, мой бедный Винкельман умер! — стонал патрон.
Я тоже ревел словно белуга. Да и Хозе плакал как ребенок.
Винкельман погиб! Разве можно себе это представить!
Внезапно раздался радостный возглас. Замелькали огни. Полдюжины рослых негров, нагруженных провизией, точно мулы, бежали прямо к нам.
Человек, который вел их за собой, запыхавшись, крикнул:
— Это я… Вы спасены!
Вот это, можно сказать, финал!
В двух словах Винкельман объяснил: негры оказались из Голландской Гайаны. Наш друг набрал их в двадцати лье отсюда. Они великолепно знали старого Робена и его сыновей и поспешили выручить месье Шарля.
У нас был не ужин, а настоящий банкет, как после удачной премьеры. Все смеялись, даже немного пели, рассказывали друг другу невероятные истории и в конце концов, счастливые, заснули.
О дальнейшем и рассказывать особенно нечего. Негры, а каждый из них телосложением напоминал Винкельмана, положили нас в гамаки, повесили их на толстые палки, взвалили на плечи и понесли, словно хрустальные люстры.
Через два дня мы плыли на борту пироги. Такого экипажа ни один морской волк, наверное, в жизни не видывал.
Нас холили и лелеяли, как малых детей, вовсю откармливали.
По реке проплыли еще километров триста. И вот наконец мы дома!
Представь себе блестящую премьеру. Успех такой, что клаке [207] нет надобности разогревать публику и выкрикивать «браво!». Каждый, кто находится в зале, самозабвенно хлопает, да так, что все ладоши отбиты. У всех на глазах слезы. Даже представив все это воочию, ты не сможешь до конца вообразить, как нас встречали.
Никто не ждал нашего возвращения. Полагали, что мы находимся на Арагуари. Месье Робен не предупредил дам об истинной цели путешествия, дабы не беспокоить понапрасну.
207
Клака — группа людей — клакеров, нанимаемых для создания искусственного успеха (или провала) спектакля, выступления и т. п.