Охотники за каучуком
Шрифт:
Вот и все.
Чудо нельзя было объяснить. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы уважение к виновному непомерно возросло. Место вождя племени вакантно. Ни у кого не оставалось сомнений в том, кто должен занять его.
Невольный убийца, несмотря на потрясение, чутко уловил, куда ветер дует. Однако он понимал, что право на роль вождя будут оспаривать и в других деревеньках.
Когда там узнают о смерти Луди, начнутся стычки, кровавые драки, одним словом — борьба за власть.
«Ну что ж, — подумал краснокожий, — судьба дает мне случай, им надо воспользоваться». Не церемонясь и не раздумывая больше ни секунды, он склонился над трупом, снял с него окровавленные ожерелья, надел на шею, на плечи, на пояс. Затем взял акангатар, диадему с символами власти, нацепив ее на свою иссиня-черную шевелюру.
Индеец провернул дельце с такой скоростью и решительностью, что никому и в голову не пришло противиться, возражать, а тем более претендовать на атрибуты власти. Все в деревне восприняли происходящее как должное.
Дело сделано. Вождь Луди умер. Да здравствует вождь Яраунаме!
Так рушатся династии.
Стоит ли говорить о том, что пьянка возобновилась. Индейцы, привыкшие пользоваться любым случаем — удачей ли, несчастьем ли, — не упустили возможности, которую предоставила им сама судьба. Случай и правда был серьезный, даже редкий. Грех не выпить по такому поводу!
На труп вождя уже никто не обращал никакого внимания. Его бросили тут же, рядом. Мертвец не смущал пьющих. Единственно, что заботило их, так это чтобы выпивки хватило на всех.
Наши герои, к несчастью, скоро поняли, что смерть вождя скорее принесет им новые неприятности, чем послужит к освобождению.
Луди, оттого, быть может, что много лет предводительствовал в племени и успел пресытиться привилегированным положением, не заботился о поддержании авторитета любой ценой и не устраивал показуху при каждом удобном случае.
Преемник же его, напротив, чувствуя, что едва установившаяся власть может пошатнуться, полагал необходимым утверждать ее всеми возможными способами, и прежде всего с помощью силы, необыкновенных поступков. Ему во что бы то ни стало надо было отвлечь внимание соплеменников от мысли о правомочности нынешнего его положения.
В этом смысле присутствие белых оказалось как нельзя кстати.
Кто, как не они, способны возбудить жгучее любопытство, заглушив тем самым голос разума?
Еле живой от выпитого, икая и морщась, новоиспеченный вождь обратился к народу с речью, в которой призвал взяться за оружие, раззадоривая и без того разгоряченных алкоголем индейцев. Яраунаме закончил речь пламенным призывом к действию и бросился туда, где в испуге жались друг к другу трое белых и мулат.
Видя, что нельзя терять ни секунды, понимая, что пришло время решительных поступков, пленники приготовились отбить атаку и — чем черт не шутит — вырваться из западни или, по крайней мере, дорого отдать свою жизнь.
Отойдя подальше друг от друга, чтобы иметь возможность маневрировать, не задевая товарищей, взялись за оружие — и тут-то ватага пьяных, неуправляемых, озверевших индейцев с воем и криками обрушилась на них.
То ли потому, что разум и чувства их слишком еще примитивны, то ли из-за невозмутимого темперамента, только индейцы почти не знают страха смерти. Решившись драться, они дерутся самоотверженно, с диким ожесточением, презирая боль, хладнокровно идя на гибель.
Поэтому отчаянный вид охотников за хиной не оказал на краснокожих никакого действия. Ничто не могло остановить разъяренную орду, составлявшую как бы одно целое, сплошную массу тел, ног и рук, вперемежку со смертоносным оружием. Зрелище явилось устрашающее.
Первые ряды нападающих были буквально разнесены в клочья, но затем белые оказались прижаты к тем самым деревянным столбам, из которых текла вожделенная влага. Теперь не осталось пространства для того, чтобы наносить новые удары.
Со всех сторон тянулись крючковатые когти, готовые схватить, растерзать. Напрасно пытались наши герои сопротивляться. Силы были неравны. Каждый сражался за пятерых, круша все на своем пути, но тщетно. Трудно что-нибудь сделать, когда на тебя навалилась дюжина здоровяков.
Шарль, связанный по рукам и ногам, увидел приближавшегося к нему колдуна с мачете наготове.
Размышляя, куда бы ударить, мерзавец быстро разорвал рубашку на груди Шарля и собирался уже перерезать ему горло.
Но чудо! Рука вдруг ослабла, дернулась, словно пронзенная электрическим током. Уронив мачете, индеец дико завопил. Крик его был так ужасен и силен, что заглушил гул толпы. Пораженные, все умолкли…
ГЛАВА 15
Талисман. — Мамаша — покровительница канаемес. — Колдун сожалеет о том, что у него так и не будет флейты из костей белого человека. — Прощание ни к чему. — Экспедиция продолжается, но какой ценой! — Мертвецы с берегов Тромбетты. — Маркизу становится хуже. — Голод. — Самоотверженность. — Голод нипочем! — Курукури-Уа. — Плот. — Поужинаем сырой игуаной. — В плавание! — Черепашье мясо. — Шарль беспокоится. — Предчувствия оправдались. — Катастрофа.
— Ожерелье Маскунан! — вскричал старик и простер руки к европейцам, которые едва не погибли только что. Власть колдунов в здешних племенах столь непоколебима, что в ту же секунду оружие было брошено на землю. Все отступили, угомонившись, как по мановению волшебной палочки.
— Ожерелье Маскунан!.. Маскунан!.. — исступленно повторял и повторял колдун.
Слово, произнесенное благоговейно, с некоторым даже страхом, подействовало, как талисман.
Индейцы, плотным кольцом обступившие пленников, разошлись с испуганным видом. В глазах их появилось совсем иное выражение. Это было преклонение, какое испытывают к богам, но не к простым смертным.
Бедняги, успевшие уже попрощаться с жизнью и не верившие глазам своим, неспешно поднялись, не понимая, чему обязаны чудесным спасением.
Тем временем пришедший в себя колдун подошел к Шарлю, дотронулся до ожерелья, будто бы желая удостовериться в его подлинности, и обратился к молодому человеку:
— Белый знает Маскунан, мать всех канаемес?
— Ты сам видишь, колдун.
— Почему Маскунан дала тебе, белому человеку, свое ожерелье?
— У той, кого ты называешь матерью всех канаемес, умирал ребенок… Я дал ей лекарство от лихорадки. За это Маскунан подарила мне ожерелье.