Охотники за Костями
Шрифт:
Искарал Паст мило улыбнулся: — Ох, какие мы нынче подозрительные. Но я ничего не скажу. Разве что намек, мельчайший намек на мою великую мудрость. Да, я поистине знаю хитрость ума моего бога — хотя это хаотический, искаженный ум хорька-пролазы! Я так много узнал, что лишился речи — ха, гляньте на нее! Эти жучьи глазки подозрительно щурятся, будто она осмелилась понять всю меру моего невежества в вопросах относительно моего обожаемого идиотобога. Да, она осмелилась и скоро бросит мне открытый вызов. Конечно, я не устою перед ее натиском. — Он помедлил, заставил
— Ты совершенен в глупости, Искарал Паст.
— Пусть так думает, — хихикнул он. — О, она поражается, чему это я смеюсь — нет, не смеюсь, но хихикаю, что, если поразмыслить, должно вызывать большую тревогу. Я имею в виду — это прозвучало как хихиканье, хотя я в первый раз попробовал хихикнуть по такому поводу. Вот фырканье — это другое дело. Увы, я недостаточно толст, чтобы фыркнуть. Иногда я желаю…
— Иди и сядь у костра, твоим мулом разожженного, — вмешалась Могора. — Я приготовлюсь к ритуалу.
— Смотрите, как хихиканье ее растревожило! Конечно, дорогуша, иди играйся в ритуальчики. Как мило. А я приготовлю чай для себя и мула.
Согревшись огнем и чаем из тральба, Искарал Паст наблюдал за работой Могоры — насколько мог разглядеть подробности в темноте. Сначала она собрала куски камня, все как один ломаные, грубые, зазубренные; положила их на песок, окружив Трелля овалом. Затем помочилась на камни, раскорячившись подобно крабу и обходя камни противосолонь. Искарал подивился совершенству контроля над мышцами, не говоря уж об объеме мочевого пузыря Могоры. В последние годы его потуги к мочеиспусканию заканчивались переменным успехом, так что своевременное начало и окончание процесса казалось ему величайшим из висцеральных умений.
Удовлетворившись видом образованной лужи, Могора начала выдирать волосы из головы. Волос у нее оставалось немного, и эти немногие поддавались с таким трудом, что Паст страшился увидеть, как после выдирания очередной прядки развалится череп. Однако его предвкушениям не суждено было сбыться: держа в руке семь седых прядей, Могора ступила в овал и раскорячилась, встав над телом Трелля. Бормоча ведьмовские заклинания, швырнула волосы во тьму.
Инстинкт заставил Паста проследить за полетом серебристых прядей; он с немалым беспокойством осознал, что над головой нет звезд. А вот над горизонтом они сияли четко и ярко. — Боги! Женщина, что ты натворила?
Не отвечая, она вышла из овала и затянула песню на Женском Языке, который, разумеется, был совершенно непонятен уху Искарала Паста. Точно так же Мужской Язык — который Могора называла бормотанием — был за пределами ее понимания. Искарал Паст знал, что Мужской Язык и БЫЛ простым бормотанием, придуманным, чтобы смущать женщин. "Суть в том, что мужчинам не нужны слова. У нас же есть члены. Зачем слова, если есть член? А вот у женщин две груди, что предполагает диалог, и каждый мужчина
Что стряслось с миром? Спроси мужчину, и он скажет: не спрашивай. Спроси женщину, и ты помрешь, ожидая окончания ответа. Ха ха".
Над светом костра пронеслись нити паутины — и упали на тело Трелля.
— Что это? — вопросил Паст. И вздрогнул: коснувшись тыла ладони, он снял паутинку, на конце которой был паук размером меньше блохи. Жрец тревожно поглядел в небо. — Там пауки? Что за безумие? Что они делают в небе?
— Тихо.
— Отвечай!
— Небо полно пауками, муженек. Они летят по ветру. Я ответила: закрой рот, или я пошлю в него тысячу моих сестричек.
Он с лязгом сомкнул челюсти и придвинулся к костру. "Сгорите, сволочи. Сгорите!"
Нити покрыли тело Трелля. Тысячи, сотни тысяч — пауки обертывали его.
— А теперь, — произнесла Могора, — время луны.
Тьма над головами вдруг сменилась потоком серебристого, яркого света. Искарал Паст с визгом упал на спину, очень пораженный переменой, и обнаружил себя под огромной, тяжелой луной. Казалось, до нее можно достать рукой. Если осмелиться. Он не осмелился. — Ты стянула вниз луну? Сошла с ума?! Она раздавит всех!
— Ох, хватит. Только видимость — ну, может, я малость потянула ее — но я же сказала, что это серьезный ритуал!
— ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА С ЛУНОЙ?
Она зловеще, маниакально закаркала. — Всего лишь ритуал, дорогой. Как тебе нравится?
— Прекрати!
— Струсил? Давно пора! Я женщина! Ведьма! Лучше спрячь тощую задницу в палатку, муженек. Здесь настоящая сила, подлинная магия!
— Нет! То есть это не наша магия, не дальхонезская — я не знаю, ЧТО это…
— Ты прав, это не она. Будь хорошим мальчиком, Искарал Паст, иди в постельку, а я спасу жизнь ничтожному Треллю.
Искарал попытался возразить, но решил сдаться. Он заполз в палатку.
Снаружи донеслось: — Что ты там бормочешь, Искарал?
"Ох, тише".
Лостара Ииль открыла глаза и медленно села.
Возле арки стоит фигура в серых одеждах, под капюшоном. Грубые стены, формирующие круглую комнату с Лостарой, лежащей в середине на каком-то алтаре. Лунный свет обтекал стоявшего, но свет, казалось, движется — как будто луна быстро опускается с небес.
— Что?.. — сказала она и жестоко закашлялась. Легкие болели. Едва справившись с кашлем, женщина очистила глаза от слез и снова осмотрелась.
Он повернулся к ней лицом.
"Теневой Танцор. Бог. Котиллион". Как будто в ответ на незаконченный вопрос, он сказал: — Я сам не знаю. Где-то в пустыне творят опасное колдовство. Свет луны… украден. Признаюсь: ничего подобного не видывал.
Память Лостары устремилась назад. И'Гатан. Огни повсюду. Обжигающий жар. Жестокие ожоги — о, как она кричала от боли. — Что… что… со мной?
— Ох, вот ты о чем. Извини, Лостара Ииль. Коротко говоря, я вытащил тебя из огня. Боги редко вмешиваются, но Т'рисс открыла там дверь…