Охотники за Костями

Эриксон Стивен

Рев чудовищного зверя перешел в визг. Он рванул обратно в лес. Треск, тяжелое топанье…

Карса преследовал.

Семар Дев обнаружила, что сжимает побелевшей рукой кинжал.

Треск и панический визг чешуйчатого медведя отдалялись.

Она повернула голову, заметив притулившегося рядом Лодочника. Его губы шептали молитвы, глаза не отрывались от прогалины в деревьях.

Семар вложила кинжал в ножны, скрестила руки на груди: — Ставишь на варвара или на монстра?

Лодочник плюхнулся на сырую землю и начал раскачиваться

из стороны в сторону.

* * *

К моменту возвращения Карсы Семар Дев закончила закапывать уже второе тело. Теблор подошел к разведенному ей костру и положил меч. Лодочник сидел там же, скорчившись, закрыв голову шубой, издавая полное горя бормотание.

— Убил его? — спросила женщина. — Наверное, отрубил лапы, ободрал еще живого, уши отрезал и повесил на пояс, а потом раздавил грудь в объятиях?

— Он улизнул, — прорычал воин.

— Думаю, он уже на полпути к Эрлитану.

— Нет. Он голоден, вернется. Но не раньше, чем уйдем мы. — Он указал на оставшиеся тела: — Бесполезно. Выкопает.

— Ты сказал, он голоден.

— Умирает от голода. Это не его мир. Здешние земли предлагают мало еды — ему будет лучше на южных равнинах.

— На карте здешняя земля обозначена как Олфарские горы. Карта указывает много озер; полагаю, наше соединяется с другими, а к северу лежит река.

— Это не горы.

— Они были выше тысячи лет назад. Износились. И все же по пути с юга мы поднялись на значительную высоту.

— Ничто не может сгрызть горы до таких обрубков.

— Тем не менее. Нужно подумать, как починить каноэ — путешествовать по воде легче…

— Я не брошу Ущерба.

— Тогда нам не догнать твою добычу, Карса Орлонг!

— Они не бегут. Они исследуют, ищут.

— Чего же?

Тоблакай не ответил.

Семар Дев утерла грязные руки и прошла к очагу. — Думаю, наша охота — ошибка. Анибары могли бы просто убежать, оставив бесплодные земли. Ну, пока пришельцы не уйдут восвояси.

— Странная ты женщина, — провозгласил Карса. — Желала исследовать страну, но нашла себя беспомощной перед ней.

Она даже вздрогнула: — Почему беспомощной?

— Здесь нужно быть как звери. Проходить тихо, ибо глушь не выдает своих тайн и говорит молчанием. За это время нас трижды выслеживали медведи, шагающие по скалам бесшумно, будто духи. Они пересекали наш путь. Кажется, легко заметить большого зверя — но нет. Здесь больше знамений, Семар Дев, чем я встречал раньше, даже на родине. Ястребы кружат над головой. Совы следят из дупел сухих деревьев. А скажи, ведьма, что случилось с луной?

Семар смотрела в огонь. — Не знаю я. Кажется, она ломается. Крошится. Нет записей о подобном, о том, как она стала больше, о свойствах окружившей ее странной световой короны. — Она покачала головой. — Если это знамение, то его видит весь мир.

— Народ пустыни верит, что на луне живут боги. Может быть, они начали воевать между собой?

— Бредни и предрассудки.

Луна — дитя мира… последнее дитя, потому что были и другие. Раньше. — Она помолчала. — Возможно, еще две столкнулись, хотя как убедиться — они были плохо видны даже в лучшие времена. Темные, смазанные, далекие — всегда в тени мира или большой луны, которую мы видим ясно. Сейчас в воздухе много песка.

— В небесах много огнемиров, — сказал Карса. — Перед самой зарей можно увидеть десятки за три моих вздоха. Они падают из тьмы. Каждую ночь.

— Когда дойдем до берега, поймем больше. Изменятся приливы.

— Почему?

— Они — дыхание луны. Мы мерим ее вдохи и выдохи по приливам и отливам. Законы природы.

— Законы нарушены, — фыркнул Тоблакай. — Природа не соблюдает правил. Природа — то, что существует, а существование требует борьбы. В конце концов всякая борьба ведет к поражению. — Он вытащил из мешка связку сушеного мяса. — Единственный закон природы, стояний такого названия.

Семар внимательно смотрела на него. — Это вера Теблоров?

Он оскалил зубы: — Однажды я вернусь к моему народу. И разрушу все, во что он верит. И скажу отцу своему: "Прости меня. Ты был прав в неверии. Ты был прав, презирая сковавшие нас законы". А деду вообще ничего не скажу.

— У тебя есть жена из родного племени?

— Я использовал, но не женился.

"Какая грубая откровенность". — И ты намерен извиниться, Карса Орлонг?

— Это сочтут слабостью.

— Значит, ты все еще в цепях.

— За озером есть поселение натиложцев, и они сделали мой народ рабами. Каждый день рабы забрасывают сети в озеро, и каждую ночь их запирают, сковав общей цепью. В одиночку эту цепь не порвет самый сильный Теблор. Вместе, объединив силу и волю, они порвут любую цепь.

— Так что, при всех претензиях на разрушение веры своего народа, его помощь понадобится тебе. Похоже, Карса Орлонг, тебе придется просить прощения не у одного отца.

— Я возьму то, что мне надо.

— Ты сам был рабом в натийской деревне?

— Недолго.

— И чтобы бежать (ясно же, что ты сбежал), пришлось просить помощи собрата — Теблора. — Она кивнула своим словам. — Вижу, как это грызет твою душу.

Он поднял глаза. — Ты поистине умна, Семар Дев, ты понимаешь, как соединить части головоломки.

— Я долго изучала натуру человека, наши мотивации, истины, что тревожат нас. Не думаю, что Теблоры очень отличаются.

— А если ты начала с ошибки, с иллюзии, отвечающей желаемому результату?

— Я не стремлюсь к безошибочности.

— Ясно. — Он передал ей кусок мяса.

Семар скрестила руки, отвергая дар. — Ты намекаешь, что я начала с ошибки, неверного допущения, и потому не знаю тебя, думая, что знаю. Ловкий аргумент, но не особо убедительный. Или ты уточнишь?

— Я Карса Орлонг. Я знаю меру каждого моего шага с тех пор, как стал воином. Твое самомнение меня не касается, ведьма.