Окаянная душа
Шрифт:
Джеймс склонил голову и их лица оказались очень близко.
— Меня реально бесит твоя каменная рожа, Тирнан. — Моретти понизил голос. Сейчас слышать его мог лишь Курт и, возможно, Эни и Хольстен. — Даже если ты и чувствуешь себя виноватым, я ни хрена не могу прочитать это по твоему лицу.
— Мне незачем ощущать за собой вину, — холодно отозвался Курт. — Я сделал то, что требовалось — набрал максимум баллов.
— Ты, может, да, но Кирк оказался в пролете. В прошлом году мы все оказались в пролете, Тирнан.
— И?
— Не делай вид, что тебе все равно. Ты чувствовал ответственность за Кирка, как наш тренер — за нас. Слова типа «каждый сам за
Курт промолчал. К сожалению, люди считают молчание знаком согласия со сказанным, и Джеймс не был исключением. Не отрывая глаз от лица Курта, он медленно кивнул, будто, наконец, получил ответ на беспокоящий его вопрос.
В коридоре между тем висело тягостное молчание. Казалось, что все присутствующие затаили дыхание. Джеймс отодвинулся от Курта и красивым движением взъерошил волосы на своей голове.
— Я жду результатов, Тирнан. — В голосе Моретти появилась сталь. — Лучше бы ты обеспечил нам возможность участия во втором раунде. Если встанешь на пути развития моей карьеры, поверь, тебе не захочется знать, что я тебе тогда устрою.
Джеймс, не оглядываясь, поманил пальцем свою свиту. Ребята медленно двинулись за Моретти. Когда парень поравнялся с ним, Курт заговорил:
— Дальновидно ли отпускать угрозы в сторону того, кого они не впечатляют?
Джеймс замер, но через секунду ухмыльнулся и почти дружески пихнул президента плечом.
— Я в курсе, Тирнан, что ты у нас равнодушен к угрозам. Пугать тебя — только время зря терять. Как была безучастная морда, так и осталась!
Курт скосил глаза. Моретти слишком долго находился в его личном пространстве. Терпеть его присутствие больше не было сил.
— Но все-таки, достопочтимый президент… — доверительно прошептал Джеймс, наклоняясь к самому уху Курта. Юноша подавил желание отдернуться. — Знаешь, за что я люблю перфекционистов? — Губы Моретти тронула усмешка. — Они землю носом готовы рыть за идеальный исход дела. А вот провал их непременно убьет.
Курту захотелось дать ему в морду. Он уже сжал кулаки, но внезапно чья-то рука легла ему на запястье. Курт повернул голову и встретился с предостерегающим взглядом Эни. Ее глаза пылали янтарем.
— О, принцесса Эни, — мурлыкнул Джеймс, тут же полностью переключившись на нее.
— Всех благ, Моретти, — громко попрощался Курт, намекая на конец разговора. Ему совершенно не хотелось, чтобы Джеймс начал одаривать лишним вниманием Эни.
— Рад тебя видеть, крошка. — Джеймс проигнорировал Курта и прежде, чем кто-то успел хоть что-нибудь сообразить, коснулся губами щеки Эни. Всеобщий вздох девчонок прокатился по коридору. На секунду Курту показалось, что у него остановилось сердце, еще через секунду он вообще перестал что-либо чувствовать, потому что увидел, как на лице Эни появляется робкая счастливая улыбка. Она потупила взор. Девицы из фан-клуба ревниво шипели на нее и походили на кобр в момент атаки.
У Джеймса был самодовольный вид. Он громко хохотнул и двинулся дальше, предварительно хлопнув Курта по плечу.
— Президент, вы побледнели. Может, стоит употреблять больше витаминов?
Джеймс и его свита скрылась за углом. Курт не шелохнулся. Эни обошла его и радостно прошептала:
— Представляешь, Джеймс Моретти знает мое имя!
Курт пристально посмотрел на нее. Она сияла словно неземное воплощение восторженного блаженства. В горле юноши будто ком застрял. Почему-то захотелось взреветь подобно раненому зверю. Курт шагнул в сторону и двинулся в противоположном направлении, прочь от этого места, прочь от Эни. Его начала душить горечь. Юноша с отчаянием думал, что насколько велика сила воздействия ее голоса на него, настолько же мала сила его влияния на ее убеждения. Если она захочет присоединиться к эскорту Джеймса, Курт ей воспрепятствовать не сможет.
Всю дорогу до кабинета Совета Курт молчал. В школьных коридорах стояла непривычная тишина. Какая-то ложная успокоенность зависает в воздухе, когда ученики покидают коридоры и устраиваются за партами в ожидании начала урока. Лживая тишина. Будто каждое мгновение спокойствия рискует нарваться на бурю грохочущих звуковых сочетаний, больно режущих ухо. Курт не верил тишине, быть может, и она не верила ему. Курт вообще мало во что верил. Имеется в виду, по-настоящему. Можно играть в веру и играть хорошо, даже сорвать овации у публики, но верить по-настоящему — слишком сложное чувство. Мало реальности, слишком много абстракции.
Тишина смыкалась за спиной Курта, словно толща воды в непроницаемом аквариуме. Эни слышно не было. Юноша ступал довольно осторожно, без лишнего шума, поэтому смог бы различить звучание ее шагов. Шаг Эни легок и позитивен, словно у игривого жеребенка. Но отсутствие шума и сопровождающих его шумовых эффектов — не в стиле Эни. Девушка была рождена, чтобы производить шум. Значит, она не идет за ним сейчас? Осталась там или уже отправилась вслед за Моретти? Курт не стал оглядываться и проверять. Маленьким и незыблемым уголком души, куда никому не суждено было заглянуть, он верил — верил в Эни. Лишь когда ключ от кабинета открыл замок, щелкнувший с явной неохотой, юноша кинул быстрый взгляд через плечо. Так и есть. Эни была рядом, в двух шагах от него. Она следовала за ним и, как ни странно, ступала, словно кошка. Нет, не ступала, а кралась, ведь даже ступающего на мягких лапах зверя можно услышать в полной и до одури оглушающей тишине. Она именно кралась. Кралась как зверь. Ведь может, когда захочет!
Эни поймала его взгляд и улыбнулась. Янтарные глаза отразили улыбку, словно тысячи миниатюрных капелек воды одновременно отразили полыхнувшее пламя. Вот. В это Курт верил. Он может сотню раз сыграть в веру, завоевывая ненужное, но до боли прагматичное внимание, но верить будет только в это. В этот взгляд. Сможет верить. И верить по-настоящему, без игры, без ролей, без формальности, без обиняков.
Курт с порога запустил ключи в сторону стола. Они громко звякнули и, проехавшись по гладкой поверхности, остановились у самого края. Эни попыталась осторожно прикрыть дверь, но петли все равно выдали протяжный стон. Если не считать плохо смазанных петель двери, обстановка кабинета Ученического Совета располагала определенным уютом. Небольшое узкое помещение, одно гигантское окно с прозрачными шторами, выщипанный ковер на весь пол, обшарпанный, но прочный стол из дерева, стулья, два кресла и куча шкафчиков, рассыпанных вдоль стен. Все, что нужно для работы, по крайней мере, так считал Курт.
— Больше добровольцев не намечается? — поинтересовался Курт, садясь за стол.
— Имеешь в виду, в Ученический Совет? — Эни дождалась кивка Курта и растерянно развела руками. — Что-то больше никто не горит желанием пополнить наши ряды.
— Что ж. — Юноша пожал плечами и потянулся к стопке бумаг на краю стола. — Значит, продолжаем работать вдвоем.
Эни приземлилась на стул напротив и со смущенным видом вцепилась в хвостики своих волос.
— Знаешь, Курт, зря он это сделал.