Окаянное лето
Шрифт:
– Анко, ты посещал раньше этот полигон? – спросила Алёна.
– Доводилось, бывали с отцом.
– А ты не устанешь ехать всю ночь? Может, Женю привлечь, у него есть водительские права.
– До полигона продержусь. Пока вы там будете выяснять, куда отправился капитан, я посплю. Потом мы пообедаем, и дальше в путь. Я думаю, не мог капитан далеко уехать.
– Если он рядом, то почему его не найдут?
– Возможно, туманы мешают вертолёту обследовать местность, а люди боятся идти в тундру из-за дезертира. Кстати, Женя, если что-то подозрительное
– Я что, сам не разберусь, как себя вести? Я попадал ещё не в такие переделки. А здесь так, прогулка. Солдат-то убежал без оружия, чего его бояться.
– Ну ладно.
Анко отвернулся от ребят и принялся не моргая смотреть вперёд, на дорогу среди однообразной зелёно-бурой тундры.
– Ну, ты, оказывается, настоящий Рэмбо.
– Да ладно, я тут самый старший, – отмахнулся журналист и зашептал на ухо девчонке: – Да ему всего-то лет шестнадцать, максимум семнадцать.
– Тундра – это его родной дом, он здесь как рыба в воде, понимаешь?
– Красуется перед тобой. А ты уши развесила, как Чебурашка. Скинь лапшу-то, лохушка.
– Отстань, Шерлок Холмс. Пойду лучше спать, а то эти серые пейзажи и некоторые люди навевают на меня уныние.
– Ложись, я следом.
Женя и Алёна устроили спальные места в салоне, среди мешков и пакетов с провизией, и только в глазах Анко рябило от монотонности пейзажей, но он ещё крепче сжимал руль, изредка поворачиваясь направо, где в розовые перины опускалось полярное светило.
Ребятам спалось плохо, время от времени вездеход прыгал на камнях, проваливался в ямы, и путники просыпались от сотрясений, от ударов о коробки с едой, инструментом, и о непонятные тяжёлые вещи.
Утром трэкол наконец-то остановился, и тишина разбудила девочку.
– Анко, что случилось?
– Приехали.
– Полигон?
– Да, он в ста метрах. А теперь давайте перекусим. Я голоден как белый медведь.
– Наконец-то закончилась эта кошмарная ночь! У меня болит спина и шея. Сейчас я приготовлю завтрак.
Открыв дверь, Алёна вышла наружу. Облака разбежались на небосклоне, и в освободившееся окно высунулось яркое утреннее солнце, залив свод лазурью, и в придачу совершенно бесплатно освежив серебром тундру. Рядом с вездеходом равнодушно дремали валуны, словно замёрзшие тролли, невесть как угодившие за многие тысячи миль от родных фьордов. А в ложбине сверкали окоченевшие от утренней свежести три озерка, до краёв полные синевы.
Ребята вскипятили чайник, и ещё девочка нарезала хлеба и приготовила бутерброды. Анко съел парочку и полез в рюкзак. Извлекая на свет банку тушёнки, рассмеялся:
– Алёна, оставь городскую еду для журналиста, я наверну привычного. У меня тут есть ещё вяленая рыба, сгущёнка. Вам достать?
– Нет, не надо. Пойду разбужу Женю, может, он захочет сладенького.
Журналист отозвался сам:
– Иду-иду. Без меня, небось, всё вкусненькое съели? Ого-го какое утро!
– Да, вот какая бывает тундра. Смотрите! – закричал Анко, указывая на небо. – Лебеди летят!
Вытянув грациозные шеи, прямо над ними легко и свободно парила пара белых птиц, изредка взмахивая крыльями.
– Да прямо как в зоопарке! Тут ещё и журавли, и утки.
А под ногами суетились крошечные комки из пуха.
– Смотри, не наступи на куличка, Евгений!
После завтрака Анко отправился спать, а Женя и Алёна двинулись к воротам полигона. Их наличие носило скорее символический, чем практический характер. Они не отделяли мир человека от необузданного первозданного хаоса, расплёсканного невесть кем по всей местности. Кроме названия и номера воинской части, указанного на них, толку от ворот не было. Справа и слева их запросто можно было обойти и попасть вовнутрь, ведь ограждения просто-напросто отсутствовали.
– Поищи звонок.
– Не видно.
– Тогда пошли.
В сотне метров от въезда стояло несколько вагончиков, металлические ёмкости, разнокалиберные ящики, антенны и всё то, без чего нельзя представить нормальную жизнь за полярным кругом. Наперерез гостям кинулись две собаки, но, не преодолев и полсотни метров, вдруг утратили всякий интерес к незнакомцам, и ушли обратно к вагончику, добротно выкрашенному в голубой цвет. Услыхав лай, из него вышли два солдата в мятой форме и, глядя на гостей, равнодушно закурили. Ребята подошли к ним.
– Здрасьте. Чё надо?
Женя поздоровался и начал расспрашивать горе-военных, заброшенных по приказу командиров в тундру, да ещё на всё лето. А Алёна злилась, да так, что едва могла совладеть с собой, ведь они тут дрыхнут день и ночь без задних ног, а где-то рядом, может, за соседней сопкой, погибают их сослуживцы. И ведь даже собаки у них ленивые!
– Молодцы, что ищете капитана Жукова. А то «вертушка» пару раз залетала, да так, покружилась-покружилась и ушла в сторону посёлка, небось, из-за тумана. Вот и все поиски.
– А вы его не искали? – не сдержавшись, спросила девочка.
– Не, нам нельзя из-за дезертира покидать полигон. Вдруг нападёт?
– А папа к вам заезжал?
– Заезжал. Жуков – твой отец? – длинный почесал затылок, посмотрел на кивающую Алёнку, затем по сторонам, словно выглядывая среди ржавых бочек опасных шпионов, и добавил: – Заходите в наш балок. В ногах, как говорится, правды нет, тут и поговорим.
Друзья переглянулись. До Анко метров сто, да и он, наверно, дрыхнет.
– Чай будете? Только кофе у нас нет, всё давно выпили, остался только чаёк индийский – тоже неплохо.
Они зашли в вагончик и сели за стол в крошках, с грозной батареей из немытых кружек. Каланча продолжил:
– Капитан привёз нам почту, еду и так, по мелочам. Они заправились, связались с частью и уехали. А ещё порасспросили нас про беглеца. Мы сказали – Колю Рыкова не видели.
– Да, ещё они обещали на обратном пути заехать, – добавил второй, с чайником в руках.
– Подождите, дайте я вам хоть чашки помою и со стола вытру. Как вы в таком бардаке живёте?