Океан. Выпуск двенадцатый
Шрифт:
— Вправо на полрумба. Малый ход! Стоп! Одерживай!
Шли целую ночь, и только потом, когда вышли на чистую воду, он, улыбаясь, оглядел всех и произнес странное слово «опцион». Голованов потом узнал, что оно означает «право выбора».
Что хотел доказать капитан? Очень многое. И главное — что можно сделать для того, чтобы выполнить поставленную цель.
Руда, которую везло судно, была необходима срочно, и ее доставили. Никто ранее не мог даже подумать, что их капитан способен на такое. Но он искусно, мастерски прошел весь фарватер
— Сергей Михайлович, который год вы ходите с плотами?
Капитан удивленно пожал плечами:
— Кажется, девятый, а что?
— А вы помните обращение ко всем речникам? К чему там нас призывают? — Голованов решил говорить откровенно, как равный с равным. — Нас призывают к досрочному выполнению навигационного плана. Так? Нас призывают к этому, рассчитывая на таких опытных капитанов, как вы, учитывают даже движение в тумане. Понимаете — в тумане, с закрытыми глазами. Но нас призывают, понимая, как дорого время навигации.
— Кончай, Голованов, — отмахнулся капитан. — Не на трибуне же находишься. Говори толком, есть мысль?
Голованов подошел к карте фарватера реки.
— Мы сейчас вот здесь. — Он провел пальцем по извилистому рисунку. — Подходим к раздвоению реки.
— Да что ты! — рассерженно произнес капитан. — Я эти места как свои пять пальцев знаю.
— Вот это я и хотел от вас услышать, — обрадованно произнес штурман, глядя на капитана. — Вы, будет это сказано не в обиду, слепо всегда верили прогнозам. Получили радиограмму, стоп машины — и к берегу, пережидать. Дня три-четыре потеряно. А что, если нам не обращать внимания на радиограмму и идти дальше?
— Что-о? — Нижняя губа у капитана мелко задрожала от волнения.
— Я предлагаю идти дальше, — повторил штурман.
Капитан хмыкнул, но не стал возражать. В его душе, давно обросшей ленивым спокойствием, шевельнулось, может быть впервые, желание рискнуть.
По сути, штурман ничего оригинального не придумал: просто предложил продолжать рейс. Но идти рискованно. Трегубов же не любил рисковать.
— Сколько нам придется стоять? — Голованов прервал размышления капитана. — Мы можем с первым плотом половину навигации простоять. — И подумал: «Неужели спасует?»
Трегубов думал о другом. Он понимал: если они пойдут дальше, пренебрегая штормовым предупреждением, ответственность велика. Если разнесет плот…
— Плот наш крепок, обтекаемость хорошая, можно смело идти, Сергей Михайлович. — Голованов, улыбаясь, смотрел на капитана.
Трегубову было нелегко решиться. Но если они вдруг выйдут в лидеры соревнования, то забудется стычка с директором завода, победителей не судят, а это уже что-то значит.
— Рискнуть, правда, можно. — Капитан поднял глаза на штурмана. — Но как экипаж? Если что, нам необходимо будет сразу же пристать к берегу. Тех, кто на вахте, не хватит. Согласятся ли остальные?
— Уверен, что да.
— Ну, раз ты уверен, можно и дальше идти. — Капитан убрал руку с ручки телеграфа. — Смотри, Голованов, разобьет плот — не миновать нам с тобой беды.
— О чем вы, Сергей Михайлович? — произнес штурман. — Еще спасибо скажете…
На реке стоял полный штиль. И когда через два дня они вошли в загон с плотом, там удивились. Штормовое предупреждение касалось северной части бассейна, а «Крылов» привел плот! Из диспетчерской радировали в пароходство о том, что первый плот успешно доставлен, — лес пошел. Плотовод «Крылов» занял прочное место среди лидеров.
СТЫЧКА
Юрка Свечников, моторист «Крылова», написал в газету. Написал о трудовых буднях экипажа. Написал про друга, моториста Мишу Бичевого, который на вахте сумел обнаружить неполадку и устранить ее. Написал о том, как штурман Юрий Подлесный и механик Николай Егорченко ходили в порт за корреспонденцией. Все было хорошо, газету читали, удивлялись. Никто не думал, что так складно может написать Юрка. Никто и не думал, что это к беде.
Сменившись с вахты, капитан зашел в каюту механика, и через час он попросил зайти в каюту Свечникова.
Юрка испуганно подошел к двери, постучал. Войдя, он увидел в каюте раскрасневшихся капитана и механика. Механик, облизывая губы, глянул на моториста.
— Ну, расскажи, писатель, как нас опозорил.
Свечников растерялся.
— Как же ты, дружок, а? — спросил капитан. — На все пароходство ославил.
— Это надо же, а? — Механик закачал головой. — Только навигация началась, а у нас в машинном отделении неполадки. И еще. — Он закурил. — Что ты там про меня накропал? Что это за письмо ты пропечатал? Жена пишет. Скучает… Почему точки поставил, а? Ты что же, хотел этими точками сказать, что моя женушка между делом погуливает, да?
Юрка растерялся:
— Что вы говорите, вы, вы…
— А ну, цыц! — тут же прикрикнул капитан.
Юрка не выдержал, резко выскочил из каюты, с силой хлопнув дверью. Первое, что пришло ему в голову, это сию же минуту бросить судно. Сойти на берег. Ни одной минуты ему не хотелось быть рядом с таким капитаном. Задумавшись, он чуть не столкнулся со штурманом.
— Юр, что с тобой?
Свечников только отмахнулся и хотел было пройти мимо, но его удержал за руку Голованов.
— Что случилось?
И Юрка, всхлипывая, рассказал о происшедшем.
— Подожди, успокойся. — Голованов быстро направился к каюте капитана.
Сейчас он твердо решил, что выскажет все Трегубову: и что капитан не испытывает элементарного уважения к своим подчиненным, и что все на судне живут под каким-то страхом. Вахта — кубрик. Кубрик — вахта. Жизнь однотонна. Так жить экипажу судна нельзя.
— Разрешите?
— А, Голованов, заходи, — предложил Трегубов, свесив ноги с кровати. — Вздремнуть решил, — потирая покрасневшие глаза, произнес он. — Тебе чего?