Океан. Выпуск второй
Шрифт:
Через несколько дней из Таллина приняли радиограмму о национализации эстонского флота и создании Эстонского государственного морского пароходства. А еще через два дня аргентинские газеты сообщили об аресте эстонских судов «Марет», «Хаджюранд», «Коткас», «Сигие», «Курасаар». Были возбуждены судебные дела по задержанию судов «Веннер», «Отто», «Пирег», «Маал». Самые худшие слухи, ходившие в порту, подтвердились.
Газеты на судно принес Игнасте и положил на стол капитану. Калласте прочел сообщения. Суда и порты, в которых их задержали, были ему хорошо
— Не так просто задержать эти суда… Нет, не просто… — Капитан отложил газеты: — Думаете, и на «Каяк» наложат арест?
— Все может быть, — ответил Игнасте.
В каюту вошел Карл Пиик. Лицо его было радостным.
— Амторг перевел из Нью-Йорка деньги для расчета с командой. Только что принесли телеграмму.
Лицо Калласте оживилось, но тут же, посуровев, он сказал Карлу:
— Почитайте эти газеты.
Карл Пиик просмотрел подчеркнутые капитаном строчки.
— Круто, — сказал, — круто.
Капитан смотрел в иллюминатор на негритенка, ловившего с причала рыбу. Когда ему удавалось вытянуть, он приплясывал, радуясь своей добыче. Солнце припекало жарко… Калласте вспомнил таллинских мальчишек, которые вот так же приплясывали, вытянув рыбку, и ему неожиданно подумалось: «Взять билет на пароход, и через три недели дома. Шезлонг, хорошая каюта, в баре тихая музыка… В Таллине встретит Гельма».
Он отвернулся от иллюминатора.
— Меня вызвали в префектуру. Надо срочно получить деньги и рассчитаться с командой.
Над портом плыли голоса. Где-то гремел металл, надрывались звонки кранов, с лязгом сталкивались буфера подгоняемых на причалы вагонов. Тонко и одиноко кричал в канале маленький буксирчик.
Калласте сошел на причал и зашагал к морской префектуре.
Ответив на вопрос, куда он поведет судно, капитан почувствовал, что с плеч его свалилась огромная тяжесть. Ушло ощущение неуверенности, раздвоенности, угнетавшее его все время. И если до этого разговора он ощущал за спиной пустоту, то теперь Калласте был убежден, что стоит твердо.
Когда капитан вошел в комнату дежурного по префектуре, тот одним пальцем выстукивал какой-то документ на пишущей машинке. Занятие это явно раздражало его. На лице дежурного было выражение страдающего зубной болью. Не поднимая головы, он промычал:
— Направо по коридору, третий кабинет.
Калласте отворил дверь в коридор. На одинаковых, выкрашенных шаровой краской дверях темнели номера: первый, второй… Вот и третий. Калласте постучал.
— Войдите! — ответили из-за дверей.
Первым, кого увидел Калласте в кабинете, был Кутман. Тот встал, шагнул навстречу. У стола сидел вице-префект и неизвестный капитану человек с толстым портфелем на коленях.
— Это капитан «Каяка» Калласте, — не отпуская руки капитана, представил его Кутман.
— Садитесь, капитан, — миролюбиво сказал вице-префект.
— Я слышал, Калласте, — начал Кутман, — вы собираетесь идти в Таллин?
— Да, — сказал капитан.
— Это
— Да, — повторил капитан.
Видно было, что Кутман едва сдерживает раздражение:
— Мне известно, что не все члены вашего экипажа разделяют это желание.
— Капитан «Каяка» я, господин Кутман, и мне предоставлено право решать все вопросы, связанные с судном.
— А кто вам предоставил это право?
Калласте понял, куда клонится разговор.
«Ничего, — подумал он, — я тебя сейчас загоню, как мышь, в угол».
Но ответил он спокойно:
— Таллинское пароходство.
Неожиданно вступил в разговор человек с толстым портфелем на коленях:
— Я, как адвокат господина Кутмана, должен представить префектуре документы.
Он щелкнул замком портфеля и положил перед вице-префектом какие-то листки.
Вице-префект взглянул на них и подвинул Калласте:
— Что вы скажете? Ваши права, капитан, отбираются.
Калласте взял листки со стола. Это были телеграммы капитана Таллинского пароходного общества Вельди и судовладельца Нейхауса. Они приказывали Кутману задержать «Каяк» и, если потребуется, отстранить от руководства судном капитана.
Калласте положил листки на стол и, словно раздумывая, выдержал паузу. Только после этого он достал из кармана телеграмму и прочел ее:
— «Буэнос-Айрес. Борт парохода «Каяк», капитану Ю. Калласте. Мои полномочия аннулированы. Нейхаус». А что касается капитана Вельди, — продолжил Калласте, — то его полномочия также аннулированы, что следует из текста его же телеграммы.
Калласте привстал и, перегнувшись через стол, отчеркнул ногтем адрес, указанный в телеграмме:
— Лондон, как вы видите, господа, а Таллинское пароходство в Таллине, насколько известно.
Такой поворот был полной неожиданностью и для Кутмана, и для его адвоката.
Вице-префект в растерянности достал большой клетчатый платок, вытер лоб и уставился на Кутмана. У того задрожала рука, сжимавшая зажигалку. Срываясь на фальцет, он заявил:
— В таком случае, я требую наложить арест на «Каяк» в связи с бесчеловечным обращением капитана с экипажем и неуплатой шестнадцати членам полного расчета по рейсу из Кардиффа в Буэнос-Айрес.
В поведении Кутмана не осталось и следа от прежней любезности. Да и сам он с растрепавшимися волосами, в обсыпанном пеплом сигары пиджаке ничем не напоминал прежнего приветливого чиновника.
— А каким, собственно, правом пользуетесь вы, Кутман, возбуждая дело об аресте судна? — спросил Калласте. — Какое отношение вы имеете к «Каяку»?
— Я консул Эстонии… — выпрямился тот.
— Вы лжеконсул, — оборвал его Калласте.
— Я попрошу вас… — Вице-префект встал. Голос его зазвенел: — Господин Кутман признан правительством Аргентины. — Он склонил голову в сторону Кутмана и, выпрямившись, сказал: — На судно «Каяк» налагается арест впредь до урегулирования вопроса об оплате жалованья команде. — Он хлопнул ладонью по столу: — Все!