Океан. Выпуск второй
Шрифт:
Калласте потребовал протокольную книгу префектуры и занес в нее протест против незаконного задержания парохода. Кутман скептически улыбался, пока капитан писал протест. Когда Калласте выходил из префектуры, на ступеньках подъезда его догнал лжеконсул.
— Мы соотечественники, капитан, — сказал он, шагая рядом, — и я думаю, нам не следует ссориться. Главное…
— Я знаю, что вы считаете главным, — сказал капитан.
Они остановились. Кутман попытался взять Калласте за локоть. Улыбнулся:
— Главное — взаимопонимание.
— Мы не поймем друг друга. И не надо юлить. Вы хотите незаконно захватить
Капитан повернулся и зашагал по пыльной улице.
Наутро у трапа «Каяка» встали двое полицейских. Они не спеша покуривали сигареты, и видно было, что пост этот установлен надолго.
А между тем деньги, полученные от Амторга, были доставлены на пароход. В салоне собралась вся команда. В течение часа был произведен полный расчет с экипажем. Только после этого Калласте еще раз спросил:
— Кто хочет списаться с судна?
Рихард Ялокас шагнул к капитану и подал ему список:
— Вот эти люди, капитан.
Капитан просмотрел список. Это были все те же шестнадцать.
— Хорошо, — сказал Калласте, — забирайте вещи и убирайтесь с судна. Отныне вход на «Каяк» вам будет воспрещен.
Уходя с парохода, они бросали за борт судовые ножи, вилки, тарелки, ведра и другие вещи, которые им были даны для пользования. Полицейские и прибывший на причал секретарь Кутмана смотрели на это со смехом. Документы ушедших немедленно были вытребованы морской префектурой.
Сразу же после того, как списавшиеся с парохода сошли на берег, Калласте уехал в город к адвокату. Полиция поставила его в известность, что предъявленный Кутманом иск передан в суд.
Агент фирмы назвал Калласте имя адвоката, доктора Рафаэля Де ля Вега, и передал его визитную карточку.
Шофер такси, смышленый белозубый аргентинец, взглянул на адрес, указанный на визитке, и хлопнул дверцей. С сидений поднялась пыль.
— Ничего, — ободряюще подмигнул шофер.
Такси бешено сорвалось с места и на предельной скорости устремилось вперед. То и дело оборачиваясь, шофер поблескивал ослепительными зубами. Он лихо остановил машину, проехав юзом добрый десяток метров.
Адвокат Де ля Вега оказался высоким седоволосым, но еще молодым человеком. Он заботливо усадил капитана, налил кофе. Кофе был необычно густым, ароматным.
— Такого в Европе не подают, — улыбнулся Де ля Вега.
У адвоката были тонкие, нервные пальцы. Он встал и прошелся по кабинету. Остановился у книжного шкафа и в раздумье пощелкал ногтем по золоченым корешкам книг. Калласте понял, что адвоката что-то смущает. Словно в подтверждение его догадки, Де ля Вега сказал:
— Выступление на вашем процессе принесет мне… — адвокат медлил, — немало трудностей. Назовем это пока так. Бесспорно, в дело вмешаются самые реакционные круги.
Он отошел от окна и сел к столу. Лицо его, изменчивое и подвижное, вспыхнуло.
— Но я буду вас защищать! Да, да! Буду!
Калласте встал и пожал руку адвокату.
Они расстались, договорившись о документах, которые следовало подготовить к процессу.
Все оставшиеся до суда дни капитан, Игнасте и Пиик были заняты подбором экипажа. По чьей-то команде газеты Буэнос-Айреса в один голос затрубили о бесчеловечном
Все же команда была набрана. Но никак не удавалось найти радиста.
Голландец Брунк, радист, явился на судно. Он выдвинул чрезвычайно тяжелые условия, но так как другого радиста не было, а без него выход в море не мог быть разрешен, пришлось согласиться с его требованиями.
«Каяк» вновь был готов к выходу в море.
Меня вызвали в суд, где я представил объяснения и выписки из судового журнала. Судебное разбирательство назначено на 20 декабря 1940 года.
7
В тот день с утра солнце пекло так, что в каюте было невозможно дышать. Фокстерьер капитана, изнывая от жары, забился куда-то в глубину парохода, и капитан его даже не смог найти. Калласте прошел на бак и остановился у поручней.
Стоящее рядом с «Каяком» судно готовилось к отплытию. Калласте увидел, как поднялся на борт лоцман, как отдали швартовые. Пароход прохрипел осипшим гудком и начал медленно отваливать от стенки. Калласте множество раз видел отходящие от причала пароходы. И вдруг он поймал себя на мысли, что в этот раз он внимательно следит за каждым движением людей на палубе уходящего судна. Ему страстно захотелось выйти в море. Услышать за кормой прощальные крики чаек, увидеть набегающие барашки волн, почувствовать крепнущий ветер открытого моря.
Он глянул вниз. Между бортом «Каяка» и причалом, на узкой полосе воды, толстым слоем скопились гниющие листья, обрывки газет, какие-то куски тряпок и пакли — весь тот портовый мусор, которым обрастают долго стоящие у причалов суда. Калласте пошел в каюту. До полудня, когда должно было начаться слушание дела о пароходе «Каяк» в суде, оставалось еще два часа.
…Судья взмахнул молоточком.
— Вызывается истец Кутман.
Кутман прошел между кресел и, поднявшись на возвышение, положил руку на Библию. Было видно, что он волнуется.
— Я обязуюсь говорить правду, только правду и всю правду, — откашлявшись, произнес он.
В своем иске лжеконсул вновь сослался на, телеграмму бывшего капитана Таллинского пароходства Вельди и владельца Нейхауса об отстранении капитана Калласте от командования пароходом. Он заявил, что шестнадцати членам команды полностью не выплачено жалованье.
Судья вызвал ответчика. Калласте прочел телеграмму Нейхауса об аннулировании полномочий. Ведущий процесс наклонился к сидящему справа человеку в черной мантии, затем склонился к коллеге слева. Тот что-то быстро-быстро заговорил с ним, все время выразительно поглядывая живыми черными глазами на Калласте. Это был еще молодой, но уже полный человек, и его черная мантия, казалось, вот-вот лопнет на плечах. По выражению их лиц Калласте понял, что телеграмма Нейхауса произвела впечатление. Опровергая второе заявление Кутмана, Калласте представил суду расписки членов экипажа о полном расчете.