Океан
Шрифт:
— Теперь меня не удивляет, почему они такие худые, — не унимался галисиец. — Можно подумать, что они питаются воздухом: это единственное, чего вдоволь на этой бесприютной земле…
Из своих рюкзаков чужаки принялись вытаскивать большие куски хлеба, сыр, колбасу и банки с консервами. Среди всего прочего на свет божий появился большой блестящий револьвер, который Мильмуертес положил рядом с собой.
Тут Педро Печальный перестал копошиться в своем мешке и, кивнув в сторону оружия, спросил:
— Вы убьете мальчишку?
Мильмуертес весело заржал:
— Если ты захочешь, то мы возьмем у него автограф
Пастух помолчал несколько мгновений и снова принялся что-то перебирать в своем мешке, а потом как бы между прочим произнес:
— Вас зовут Мильмуертес, не так ли?
— Ты это уже знаешь, так зачем спрашиваешь?
— Потому что, как мне думается, это все равно если бы вас звали Мильуна или Мильдос [14] …
14
Мильмуертес означает тысяча смертей. Мильуна — тысяча и одна. Мильдос — тысяча и две смерти.
Оба легионера, нахмурив брови, переглянулись и очень внимательно посмотрели на Педро.
— Что ты этим хочешь сказать? — задал вопрос галисиец.
— Ровным счетом ничего, — уклончиво ответил пастух. — Это все мои дела… Вы знаете Айзу, сестру Асдрубаля?
— Не так близко, как бы мне хотелось! — громко рассмеялся Мильмуертес. — У этой девочки пороху больше, чем я видел в своей жизни. И я тебе гарантирую, что я не уйду с острова, пока не запрыгну на нее.
— Тебе придется встать в очередь, — прервал друга Дионисио. — Эта мысль посещала каждого из нас, и мне кажется, что Сентено твердо решил стать первым… А ведь он — шеф.
— Ты думаешь увезти эту девчонку в город и заставить работать? Будет очередь! С такой фигурой и таким личиком она сможет оказать более тридцати «услуг» в день! У этой сучьей дочери в одном месте заложена целая мина!
— Аурелия Пердомо никакая не сука, — тихо прервал их Педро Печальный. — Всему миру известно, что она очень серьезная и очень добрая женщина, — продолжил он, и голос его звучал немного хрипло. — И Айза рождена не для проституции… У нее дон [15] …
15
Божий дар.
Легионеры насмешливо посмотрели на пастуха, ожидая объяснений, будто речь шла об умалишенном ребенке или о пьянице.
Пастух же убедился, что масса гофио стала плотной и не прилипает больше к внутренним краям кожаного мешочка, и, вытаскивая ее, сказал:
— У моей матери тоже был дар…
— Что? Дон?
— Она лечила больных…
— Ух ты!
— Помогала женщинам забеременеть…
— Это была твоя мать или все-таки твой отец?..
— А посмотрев кому-нибудь в лицо, знала, когда этот человек умрет…
— Шибко интересно рассказываешь, — усмехнулся галисиец Дионисио. — Но что до меня, то я интересуюсь единственным доном, который Господь поместил у этой малышки между ног…
Педро Печальный, пастух коз из Тинахо, ничего не ответил, полностью переключившись на дележ гофио между собаками,
Они же тоже принялись резать хлеб острыми альпинистскими ножами, смачивая еду большими глотками крепкого золотистого вина «Гериа», каким накануне наполнили до краев две своих фляги.
Наевшись и напившись досыта, уставшие и разомлевшие от жары, даже не вынув изо рта потухших сигарет, легионеры устроились поудобнее и вскоре заснули.
Псы тоже заснули, однако, как всегда, держали уши востро. Бодрствовал лишь пастух. Он сидел неподвижно, словно и сам когда-то был сотворен потоком лавы, мысли его витали далеко от этих мест. Такое состояние было для него не ново — большую часть своей жизни он провел, присматривая за козами и любуясь окружающей его природой. Педро Печальный ясно сознавал, что, по всей вероятности, этот день окажется самым важным в его до сей поры скучной и монотонной жизни, ибо никогда он не мог себе представить, даже находясь в трансе, что ему суждено пуститься в погоню за человеком, которого хотят убить.
Он снова посмотрел на сверкающий револьвер, по-прежнему лежащий на камне, почти под самой рукой Мильмуертеса. Вид оружия завораживал Педро, ибо до сих пор он ничего подобного не видел.
Он охотился, используя силки и капканы. Никто его так и не призвал на военную службу — может быть, из-за того, что его мать не дала ему имени и нигде не зарегистрировала факт его рождения. А может быть, и потому, что никто не обратил внимания на жалкого подростка, пасущего коз на склонах Огненных гор, или же обратили внимание, но решили, что без этого заморыша испанская армия будет только лучше.
Педро Печальный, пастух из Тинахо, рожденный чуть позже начала века от неизвестного отца и матери, чье имя не помнил никто, даже он сам, жил настолько уединенно, что в течение многих лет он произнес меньше слов, чем за один этот день.
Он жил один, один пас коз, один напивался допьяна и охотился на самой безлюдной земле из всех безлюдных земель тоже один. Когда он присаживался за отдельно стоящим столиком в жалкой таверне в Тинахо, хозяин подходил к нему с кувшином и стаканом и наливал ему строго пропорционально количеству монет, лежащих на столе. После стольких лет у них так и не нашлось что сказать друг другу, ибо на самом деле им не о чем было говорить.
На какое-то мгновение у него возникла мысль протянуть руку к оружию, ощутить холодное прикосновение металла и почувствовать его тяжесть, но он не сделал этого, так как помнил, что «оружие заряжает дьявол», а он был из тех людей, кто по-настоящему верил в дьявола, ибо не зря большую часть своей жизни провел в долгих прогулках по Тимафайа, некоторые из пещер которого действительно вели в ад. А это оружие было не простым охотничьим ружьем, которое он время от времени видел в руках то одного, то другого охотника. Это оружие было предназначено для убийства людей. Внутри себя оно хранило пули, которые должны были оборвать жизнь брата Айзы Марадентро.