Океания. Остров бездельников
Шрифт:
— Ладно–ладно, понял… Ну так что с этими курами? Что ты имеешь в виду?
Джефф поднимает глаза к небу, делает глубокий вдох и медленно выпускает воздух сквозь зубы.
— Ну смотри… тебе нужно что–нибудь простое, с быстрой отдачей, да еще чтобы заинтересовало тебя и твоих ребят, а это дело обеспечит хороший доход, и почти никакого риска. Ты ведь наверняка ищешь что–то такое, что не требует особых навыков. Так ведь?
— Да.
— Значит, лучше всего тебе поехать в Гизо и поговорить с моим приятелем Уорреном. У него там птицеферма, которая принесла ему целое состояние. Я сообщу ему о тебе. А сейчас мне надо пойти привести себя в порядок. — Он встает и
— А как мне его найти? — кричу я ему вслед, но Джефф уже скрылся из виду.
Куры! Как это я не подумал об этом?
Цветастая парочка возвращается обратно, склевывая по дороге семена, — петух через каждые несколько ярдов останавливается и поджидает свою супругу.
— Ну давай же, милая. Не отставай. Теперь уже недалеко.
— Да–да, прости, дорогой. — Ее красные щечки раздуваются от прилагаемых усилий. — Ах, мое бедное сердце. Иду–иду.
И она чуть ускоряет шаг, как толстушка в легинсах, пытающаяся догнать автобус; а затем оба исчезают за углом.
Но что именно надо делать, чтобы «заниматься» курами?
Через три дня я совершаю десятиминутный перелет в столицу провинции Гизо. К моему изумлению, аэропорт находится не там, а на соседнем острове. Рядом с посадочной полосой пришвартована скоростная алюминиевая моторка, и, как только пассажиры со своим ошеломляющим количеством багажа поднимаются на борт, она срывается с места и закладывает крутой вираж. Перевозчик дергает дроссели двух огромных подвесных моторов, спускает розовые солнечные очки со лба на переносицу, и мы устремляемся к городу. Я пробираюсь к носу судна, перешагивая через корзины с фруктами и овощами, громоздкий швейцарский набор для приготовления фондю и вездесущие мешки с ямсом. То и дело хватаясь за чужие колени, чтобы не потерять равновесие, добираюсь наконец до поручня, расположенного рядом со штурвалом, и спрашиваю перевозчика, не знает ли он Уоррена. Белых на островах живет настолько мало, что они всем известны по именам. Джеффа звали «Джефф, человек, у которого забегаловка», Джерри — «Джерри, человек, у которого лодка», а Уоррена должны были звать «Уоррен, человек, у которого кокорако».
В рот мне залетает целая пригоршня соленой воды, а перевозчик кивает:
— Время ты–я приедем, я покажу тебе офис, который его. — Отлично, это сэкономит мне время. Похоже, моего собеседника совершенно не волнует, что меня выворачивает за борт. — Он давно там.
После того как мы причаливаем, перевозчик великодушно машет рукой в сторону города:
— Он не счур далеко. Название офиса «Санто» — ему принадлежит.
Информация оказывается исключительно точной: офис «Санто» находится всего в трехстах ярдах от обшарпанной заасфальтированной центральной улицы. Однако на то, чтобы добраться до нужной мне лачуги, уходит полчаса, так как все норовят отправить меня в разных направлениях. Деревянный фасад строения крепится узкими медными пластинами, которые бессистемно прибиты к грубым доскам. На пронизанной щелями входной двери косо висит пыльная вывеска с названием предприятия и изображением болезненной птицы, которая явно приходится непосредственным потомком Додо. Я стучу, и в одной из щелей тут же появляется глаз.
— Да… э–э… я бы хотел… э–э… поговорить с Уорреном. Он… э–э… здесь?
Хозяин, мигнув, тянет дверь на себя, и с моей помощью она открывается, проскрежетав по неровному бетонированному полу. Я оказываюсь в затхлом помещении, а хозяин опять опускается на табуретку. На полу у его ног громоздится целая гора серых треугольников.
— Уорин, он пошел назад в длинный дом, который его.
— А где его дом? То есть… дом, который его.
Человек выходит на порог и указывает на дальний остров, расположенный за лагуной.
— Он останется долго там.
Я благодарю его и уже собираюсь отправиться на поиски средства передвижения.
— Эй, миста, — окликает меня мой собеседник. — Ты хочешь заплатить кому–нибудь за плавник, который акулы? Он счур хороший для супа.
Он принимается размахивать у меня перед носом плавником, от которого несет старой дохлой рыбой. Я вежливо отказываюсь.
У причала нахожу ловца крабов, который соглашается доставить меня на нужный остров и подождать, пока «Уорин» будет делиться со мной тайнами разведения кур. Мы проскальзываем по маслянистой воде порта и вновь оказываемся на покрытом зыбью открытом пространстве.
Когда не умолкавший ни на секунду на протяжении всего пути перевозчик заворачивает на подветренную сторону «острова Уорина», он хлопает меня по плечу и указывает на крохотный островок, практически отмель, расположенный в двухстах–трехстах ярдах слева от нас, посередине которого растет пара кривобоких кокосовых пальм:
— Остров этот ты ищешь? Видишь?
Я заверяю его, что прекрасно все вижу.
— Киниди, Киниди, большой человек из Мерики останавливался долго здесь.
«Именно здесь все происходило, — продолжает он со снисходительной интонацией туристического гида, — на этом самом рифе». Представьте: 2 августа 1943 года, вокруг бушует война, а «Киниди падает в море».
В половине третьего ночи лейтенант Джон Ф. Кеннеди стоял за штурвалом патрульной лодки ПТ–109, а большая часть экипажа спала в это время в своих кубриках. Лодка возвращалась после рекогносцировки северных островов: и ночь была темной.
После захода солнца лодка отстала от флотилии, но юный офицер, несмотря на плохую видимость, не сомневался в том, что ему удастся довести свое судно домой. Под его ногами ровно гудели мощные двигатели, а он нес свою первую вахту в восторге от того, что и ему довелось «поучаствовать в военных действиях».
Впрочем, весь его восторг, вероятно, тут же испарился, когда без всякого предупреждения из влажного мрака перед ним возникла гигантская тень японского эсминца «Амагири». Эсминец неумолимо врезался в судно военно–морского флота Соединенных Штатов, разрезав его точно пополам.
«Вот что ощущаешь, когда тебя убивают», — подумал Кеннеди; вероятно, та же мысль пронеслась и у членов его экипажа, которые погибли при столкновении.
Эсминец продолжил следовать своим курсом, а его штурман так и остался в неведении, что чуть было не изменил всю современную историю Америки; выжившие члены американского экипажа всю ночь продержались на обломках ПТ–109. На рассвете они увидели остров, вдоль которого мы теперь двигались. Дж. Ф. Кеннеди героически вытащил на сушу одного из раненых с помощью веревки, которую держал в зубах.
Через два дня проплывавшие мимо островитяне обнаружили терпящих бедствие. Определить — союзники это или неприятель — было сложно, но, после того как американцы исполнили свой гимн с невольной слезой в глазу и отдали честь, островитяне согласились сообщить о них на базу. Когда Кеннеди выдали половинку старого кокоса и острый коралл, он нацарапал историческую записку: «Абориген знает место 11 живых нужна лодка Кеннеди».
Островитяне торжественно отбыли, держа в руках скорлупу кокоса. Через четыре дня экипаж затонувшей лодки был спасен, и все вернулись в Лумбариа к заслуженному рок–н–роллу и удобствам туалета, который Смол Смол Том продемонстрировал мне еще во время первой экскурсии.