Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы
Шрифт:
Около высокого навала гранитных камней какая-то тень метнулась ему наперерез. Левашев перехватил занесенную над ним руку с ножом, как его учил Лейноннен-Матти, рванул из ножен свою финку. Маннергеймовец ударил его коленом в живот, и, ломая кустарники, они оба покатились по земле.
– Ала-ля-ля! – кричал финн, пытаясь освободить руку с ножом…
Уже сидя в своей землянке, Левашев долго пытался вспомнить, как он справился с этим белофинном, и – не мог. В памяти сохранилось только тяжелое дыхание врага, вкус
На следующий день, рано утром, финны подтащили к перешейку между озерами мощный громкоговоритель, и шепелявый старческий голос сказал:
– Красноармейцы!..
Все насторожились. Лейноннен-Матти вяло улыбнулся:
– Сейчас агитировать начнут, а потом из гаубиц шпарить, вот увидите.
– Красноармейцы! – повторил голос. – Поворачивайте штыки в землю и сдавайтесь в плен. Мы вас будем кормить хорошо. Масло, сыр, шоколад – вот чем мы снабжаем пленных, каждый красноармеец получит по стакану вина в день…
Старший лейтенант Керженцев злобно сплюнул:
– Вот сукины дети! Сами «няккилейпя» и «каккару» жрут, а тут – масло, сыр, шоколад. Нашли чем соблазнить нас: стаканом вина в день, ха!.. Ну-ка, ефрейтор, разбей им эту говорильню.
Лейноннен-Матти, захватив автомат, убежал исполнять приказание, и шепелявый скоро замолчал, оборвав свою агитацию на полуслове.
А через несколько минут на перешейке разорвался первый снаряд. Он вздыбил землю невдалеке от походной кухни, и молодой повар, мешавший в котле кашу, слабо охнув, свалился с прицепа. Второй снаряд развалил на несколько частей громадный валун. Третий…
Левашев не видел, куда упал этот третий, – он уже сидел в укрытии рядом с ефрейтором.
Керженцев, пробегая мимо них в командирский окопчик, крикнул:
– Матти, потом зайдешь ко мне – поговорим, что нам с этой гаубицей финской сделать!
Вянрикки Юхани Вартилаа, замещавший лейтенанта Суттинена, однажды вечером принес в землянку патефон и набор пластинок к нему под названием «руссофон».
– Мы давно не занимались русским языком, – сказал он. – Но мы должны знать язык врага в пределах необходимого.
Из-под тупой деревянной иглы шипящая мембрана выбрасывала в уши солдат «необходимые фразы»:
– Стой, руки вверх!
– Сдавайся в плен, иначе – убью!
– Поворачивайся спиной и не двигайся!
Окончивший в Германии финский факультет Потсдамской офицерской школы, где изучение русского языка было обязательным, Юхани Вартилаа переводил – и солдаты унылыми голосами повторяли:
– Я хочу быть гостем в твоем доме!
– Где ваш колхозный скот?
– Куда вы запрятали хлеб?
В изданном еще до войны «руссофоне» –
– Какие папиросы, господин солдат, вы курите? – спрашивал «благодарный» русский своего «освободителя» – маннергеймовца, когда тот устроился в его доме.
– Я курю только «Дюшес», – отвечал ему воображаемый «освободитель».
Тогда из-под мембраны слышался вздох, и скорбный голос «освобожденного» отвечал:
– Но у нас нету папирос «Дюшес». При коммунистах остались только «Беломорканал» и махорка…
Впрочем, вянрикки в таких случаях снимал с патефона пластинку и подыскивал другую.
– Это нам пока не нужно, – говорил он, и солдаты молча переглядывались. «Да, конечно, не нужно, – говорили их взгляды. – Как сели в карельских болотах, так и сидим три года. И никто нас не спрашивает, какие мы папиросы любим, – сами лист березовый собираем и дымим…»
Неожиданно петсамовский горняк Олави – тот самый, который первым затеял драку с ефрейтором Нишецем, – сказал:
– Херра вянрикки, а зачем нам все это?
– То есть – что? – спросил Юхани Вартилаа, остановив патефон. – Зачем вам знать язык москалей?
– Нет, херра вянрикки, я имею в виду другое…
Вартилаа понял и, как-то сразу съежившись, оглядел солдат. Среди них было много «муонамиес», «торпари» и «мякитупалайнен». Первые батрачили всю жизнь за одни харчи, вторые арендовали землю у кулаков, третьи, жители бугра («мяки»), на котором у них стояла избушка («тупа»), были хозяевами в пределах своего крохотного огорода. Все они издавна жили в мечтах о земле, которую можно по своей воле перепахать, переделать, засеять.
И вянрикки осторожно завел речь об азиатской угрозе, о том, что нужно ликвидировать коммунистическую систему, иначе придет москаль и задушит европейскую цивилизацию. Юхани Вартилаа еще раз оглядел своих солдат, бывших батраков, и выложил перед ними последний козырь: заговорил о расширении пространств «великой Суоми».
– Вы хотите земли? – воодушевился он. – Надо воевать. Когда мы победим, у каждого финского солдата будет много земли, своя усадьба с баней и малинником, а в придачу – долговременный кредит в акционерном обществе.
Через раскрытую дверь землянки донеслись выстрелы. Влетел капрал Хаахти, крикнул:
– Херра вянрикки!.. Рюссы пробрались, сейчас гаубицу нашу тащат!..
Спохватились поздно: русские уже катили пушку по лесной тропинке в сторону перешейка. Вслед им была послана погоня. Десять автоматчиков во главе с капралом Хаахти бросились отбивать свое орудие. Тогда русские открыли огонь из гаубицы прямой наводкой. Обратно автоматчики вернулись, неся на себе раненых и убитых. Один солдат, которому осколком разворотило живот, кричал на весь лес от боли, и вянрикки Вартилаа утешал его: