Окно на тихую улицу

Не верьте. Не верьте ученым, философам, писателям, не верьте политикам и бизнесменам. Не верьте националистам и космополитам, коммунистам и демократам, грешникам и праведникам.

На свете не существует различных рас и национальностей, не существует бесчисленного разнообразия людей, есть только два верховных вида: человек-мужчина и человек-женщина. Две гармонии, порождающие при слиянии хаос, именуемый жизнью. Две единицы, при сложении дающие бесконечность. Плохо человеку, когда он один, ибо если один упадет, то некому поднять его, а если идут двое и один упадет, то второй поднимет его. Об этом говорится в Библии, об этом люди знали всегда всю свою жизнь. Знали и всегда искали, искали то свое второе слагаемое, которое и помогало выжить. Или ты находишь то свое, что делает тебя единственным числом, или растворяешься в общей массе, сливаешься с фоном и превращаешься в ничто, умираешь. Исчезаешь, аннигилируешь. Взрываешься, как метеорит от удара об землю, либо тихо исчезаешь, как упавшая на руку снежинка, почти никем не замеченный и не понятый.

Труп. И не один. Расследование. Записки сумасшедшей, воры в законе, проститутки, алкоголики, бывшие спортсмены, начинающие бизнесмены и старые комсомольские работники. Затравленные подкаблучники и убитые жизнью жены, сильные мужчины и женщины, которые их сильнее, герои-любовники и пьяные девки. И все это – в одном окне, окне дома на окраине промышленного провинциального города времен апофеоза перестройки. В окне, возле которого сидят двое. Те самые двое, о которых мы уже говорили. Эту часть дилогии Александра Алексеева можно было бы отнести к жанру психологического детектива. Но детектив получается странный. В классическом читатель на протяжении всего произведения пытается догадаться, как произошло убийство. Тут же нам предстоит понять, как все остальные остались живы. За счет чего? Как удалось не уйти в небытие бывшему журналисту и почему не погибла молодая врач из местной больницы? Что спасает людей в ситуации, когда все, весь мир вокруг стремительно летит в пропасть. Когда реальным и прочным остается только одно – маленькое окно, выходящее на тихую улицу.

Валерий Чумаков, писатель и журналист

После затянувшейся зимы и холодного апреля, как взорвавшиеся на деревьях почки, распустились цветные грибки придорожных кафе. Появились забегаловки и магазинчики. Магазинчики не совсем обычные, тесные, набитые красивым товаром. И продавцы в них тоже необычные. Продавцы обращали внимание на покупателя! Они встречали входящего взглядом и даже спрашивали, чего он желает! Так что и входить без дела в такой магазинчик становилось совестно.

Пышно расцвела сфера услуг. Услуги определенные, услуги туманные, услуги на каждом шагу. Услуги, о которых мы когда-то не имели никакого представления!

Пестрела,

ширилась печать. Периодические издания меняли клише и формат. Реклама вытесняла производственную проблематику. О политике заговорили эмоционально, как о спорте. Энергия и творчество, отпущенные на волю после 70 лет заключения, казались беспредельными.

Ах, боже мой, как красиво тогда спорили, в 89-м! Какие радужные, какие светлые перспективы тогда рисовали! А сколько рисовальщиков вдруг народилось! Даже пить люди стали меньше. Люди мечтали. И богатели мечтою! Как быстро, как сказочно все богатели! Никогда, никогда еще Русь не была так богата!

А как приятно было вести трезвые разговоры в мае, на фоне цветущих деревьев, в шуме порхающих птиц и шуршащих колес! Молодые осваивали новые столики, придирчиво всматривались друг в друга, осторожно знакомились. Молодые пили исключительно кофе, курили американские сигареты и учились считать деньги. В обиход вошел карманный калькулятор, а в лексику хлынули импортные слова. Молодые говорили.

Говорили громко о делах и о политике. Говорили в прессе и в эфире, на работе и дома, говорили в транспорте, в очередях, в кафе, говорили всюду. Говорили загораясь, говорили зажигая. Говорили и говорили. Только читать, к сожалению, стали меньше.

А вот если бы не стали меньше читать, то наверняка бы заметили появившуюся тогда на прилавках прекрасную книгу старого Монтеня с удивительно своевременным названием «Опыты». Да открыли бы главу «О суетности слов»! И прочли бы своими глазами о том, что государства, в которых господствовал твердый порядок, никогда не придавали большого значения ораторам, то есть говорильщикам. Красноречие процветало в Риме больше всего тогда, когда его дела шли хуже всего, когда его потрясали бури гражданских войн. На запущенном поле, утверждал мыслитель прошлого, пышнее всего разрастается сорняк!

Жаль все-таки, что меньше стали обращать внимание на книги.

Зато как красивы были молодые! А как они были одеты! Нет, сейчас молодежь одевается значительно хуже. Дороже, но хуже.

А какие драки тогда еще были! Хорошие драки, настоящие, со здоровым желанием помериться силушкой, утвердить себя, даже вступиться за кого-то! Разборок еще не было видно. Еще не было ухищрений, связанных с ними. Не было богатых, не было стрельбы и взрывов. Не было уличного изобилия и не было уличного страха. Много чего не было. Был еще порядок.

Но по улицам уже скользили «мерседесы». Правда, на них еще восторженно показывали пальцем, на них еще не смотрели с ненавистью. Привыкшие к общей собственности, мы любовались ими, как своими.

Престижными были не только дорогие машины, но и хорошие манеры. С машинами сравнивались женщины. И женщины хорошели. На глазах. Удивительно хорошели!

Что-то новое вошло в их жизнь. Модными стали цвета черный и красный – цвета ночи и страсти. Женщина в распахнутом пурпурном плаще, в узкой черной юбке с глубоким разрезом, освобождающим ее деловой шаг. Черные ажурные колготки и, конечно же, изящные алые туфли! Но все это, вместе с дорогими ароматами парфюма и яркими мазками макияжа, не шло ни в какое сравнение с ее взглядом. Взгляд встречной женщины стал выразительным и своенравным, каким-то дерзким и раскрепощенным и, может быть, даже бесстыжим.

Женщина как зеркало. В ней отражается все творящееся в обществе. Она первая реагирует на грядущие изменения, она тоньше чувствует их, больнее их переносит, сильнее страдает от них, и она же заставляет их быть!

Женщина так и остается нечитаной книгой. Книгой для мужчин, которые не только не умеют читать, но и не хотят учиться грамоте. Они все играют и играют в казаки-разбойники, как неразумные дети. И не видят, что беды творят не детские.