Окно с видом на площадь
Шрифт:
— Должна вам заметить, мисс Кинкейд, что я не одобряю этого эксперимента, задуманного моим мужем. Если мисс Гарт не в силах помочь Джереми, вряд ли у кого-либо со стороны это получится. Естественно, я не встану на пути желаний моего мужа, но я подумала, что будет лучше, если вы узнаете о моих чувствах по этому поводу.
Я была ослеплена ее красотой и, конечно, хотела бы завоевать ее уважение и расположение. Я повторила то, что уже говорила мистеру Рейду: что не останусь здесь ни на минуту, если ничего не смогу сделать для мальчика, но прежде хотела бы попробовать. Мисс Гарт презрительно фыркнула. Глаза ее хозяйки сверкнули в ее сторону и снова остановились на моем лице.
— Я опаздываю к чаю у Шерри, — произнесла миссис, Рейд. — Простите, но…
Но я не могла позволить ей уйти так быстро.
— Не скажете ли вы мне, когда я смогу поговорить с вами? — торопливо спросила я. — Кое о чем мне хотелось бы посоветоваться с вами как можно скорее.
Она, казалось, была удивлена и немного недовольна, но назначила встречу на десять часов следующего утра. Потом она грациозно прошла мимо меня к двери, а мисс Гарт и я стояли и глядели на нее.
Гувернантка громко произнесла, больше для себя, нежели для меня:
— Хорошо, что мисс Лесли иногда все же выбирается из этого дома и посещает своих друзей. Теперь она делает это слишком редко.
— Она не совсем здорова? — спросила я.
Казалось, мисс Гарт вдруг вспомнила обо мне, бросив на меня раздраженный взгляд. Но прежде чем она смогла ответить, на лестнице раздались какие-то звуки. Я повернулась и увидела такую сцену. С первого этажа по ступеням поднимался мистер Рейд. Увидев жену, он моментально преградил ей путь.
Мое первое впечатление от этой встречи Брэндана и Лесли Рейд на лестнице напоминало прекрасную картину, которую я долго хранила в своей памяти. Какую великолепную пару представляли собой эти двое! Как приятно было видеть, что у такого мужчины была такая красивая жена. Мистер Рейд с трогательной любовью взял жену за руку и посмотрел на нее почти пылающим взглядом.
— Вы приглашены на чай, не так ли? Желаю вам приятно провести время, дорогая, — сказал он.
Слегка повернув голову, так что его поцелуй только скользнул по ее щеке, она высвободила свою тонкую руку в кольцах из его руки. Она ничего не ответила мужу и мгновением позже исчезла из виду, спустившись по ступеням вниз. Мистер Рейд взглянул вверх и увидел мисс Гарт и меня у дверей будуара. Он машинально наклонил голову в знак приветствия и прошел мимо так быстро, что я успела только произнести традиционное «добрый день». По его взгляду, брошенному в мою сторону, нельзя было понять, узнал ли он меня, и, надо признаться, я испытала некоторое раздражение. В конце концов, я пришла сюда по его просьбе. Но, видимо, он забыл обо мне, и теперь ему было безразлично мое присутствие в этом доме.
Мисс Гарт жестом, выражающим презрение, приложила платок к носу, и я уловила запах лаванды, менее терпкий и сильный, чем запах фиалки, который она распространяла вокруг себя в тот день.
— Пойдемте, — обратилась она ко мне. — Я покажу вам, где вы можете расположиться с вашим шитьем там, наверху, на нашем этаже. Вы понимаете, конечно, что это не очень большой дом. И необходимо слегка потесниться.
Мы снова поднялись по ступенькам, и она провела меня в комнату, предназначенную для уроков, в задней стороне дома. «Пять раз в неделю к детям приходит учитель», — объяснила она. Естественно, их обучали и французскому, и манерам, и другим изящным предметам. Так как уроки бывали только по утрам, комната сейчас была пуста. «Комнату можно использовать и для уроков, и для шитья», — заметила мисс Гарт и указала на длинный стол, который был удобен для того, чтобы разложить ткань, и на швейную машинку, поставленную в углу. Комната никак не была украшена, в ней пахло книгами и мелом, и это было даже приятно. Для меня эта комната была более удобна, чем жаркая, заставленная мебелью детская в передней стороне дома. Жаль только, что здесь было мрачновато. Мне всегда казалось, что детям лучше в радостной обстановке и тогда они лучше занимаются. По крайней мере, так было с моим братом Ричардом.
Ну да ладно, еще посмотрим. Я помнила о своем решении быть осторожной и продвигаться вперед медленно. Уже одно мое появление в этом доме можно расценивать как революцию, но если мистер Рейд не узнал меня при второй встрече, мне придется еще меньше рассчитывать на какую-либо поддержку со стороны.
Мисс Гарт покинула меня, и я вернулась в свою маленькую комнатку. На этот раз я прямиком направилась к окну, чтобы посмотреть, какой вид открывается из него. Оконные занавески были свежими, ослепительно белыми. Я увидела за окном конюшенный двор, занимавший все свободное пространство прямо за домами. Через аллею от дома располагались стойла и каретные сараи для обслуживания всего этого квартала. Двор был вымощен кирпичом, зелени почти не было, кроме разве закаленного ветрами аиланта — огромного дерева, простиравшего свои ветви к моему окну. Удлиненные листья его побурели, а некоторые уже лежали кучками на голой земле. Между ветками я разглядела кучера Фуллера, который чистил скребницей одну из лошадей. Дальше были видны крыши ближайших домов. Ими и ограничивался вид. Но все же какая-то человеческая жизнь попадала в поле моего зрения, а двери дома впускали и выпускали людей, обслуживавших дом. Это позволит мне чувствовать себя не так одиноко.
Теперь мне предстояло распаковать свои вещи и придать более жилой вид этой заброшенной комнатке. В голове у меня настойчиво звучал вопрос: как я решилась отказаться от жизни, которая была мне все же знакома, и променять ее на неопределенную обязанность, ожидавшую меня в этом доме? Встреча с миссис Рейд, ее признание, что она была против моего присутствия здесь, безразличие мистера Рейда во время второй встречи со мной не вселяли надежду. Но я постаралась отбросить эти мысли и занялась вещами. В моей душе почти явственно раздавался голос матери, сказавшей, когда мы получили известие о гибели отца: «Мы должны работать, дорогая. Мы должны быть заняты. Это единственный путь, чтобы уменьшить нашу боль».
Первым моим делом было разжечь уголь, специально положенный в камин. Огонь разгорелся моментально, и тонкие язычки пламени заплясали, пробираясь вверх между кусками угля. Никакая комната не может быть совсем безрадостной, если в ней горит огонь. И теперь, под легкое гудение огня, составлявшего мне компанию, я открыла свой чемодан и начала развешивать одежду и доставать те немногие вещи, которые привезла с собой.
Я положила на стол вышитую дорожку и вынула голубой чайный сервиз, принадлежавший моей матери. Всегда, когда я прикасалась к нему, я вспоминала ее руки, грациозно порхавшие от чайника к чашкам, вспоминала, как она радовалась небольшому перерыву в работе, чтобы выпить чашечку чая с Ричардом и со мной. Снова я почувствовала боль одиночества, и мне пришлось бороться с ней.
У меня не было причины жалеть себя. Всего через неделю эта комната уже не будет казаться мне чужой. Передо мной, как вызов, поглощавший все мое внимание, стоял Джереми Рейд. Как мне приблизиться к нему — вот что занимало меня прежде всего, как завоевать его доверие, а потом и симпатию. Вот о чем я должна была думать. Я вынула маленькую музыкальную шкатулку, принадлежавшую Ричарду. Она стоила дороже, чем тогда, перед Рождеством, я могла потратить. Хотя потом я была рада, что купила ее: она всегда доставляла Ричарду огромное удовольствие. Я завела ее ключом, поставила на каминную полку, и она сразу оживила комнату — радостное пятнышко яркого цвета. Крошечные красные, зеленые и желтые фигурки на лошадках, маленькие саночки с миниатюрными ребятишками — все весело крутилось, а музыкальная коробка вызванивала старую французскую песенку.
Настойчивый стук в дверь отвлек меня. Поморгав, чтобы смахнуть непрошеную слезу, я открыла дверь. На пороге стояла Селина Рейд, ее глаза сверкали от радости, а с маленьких рук как бы стекал мягкий зеленый китайский шелк.
— Он теперь мой! — вскричала она, с торжеством протягивая мне отрез. — Так когда же вы будете шить мне платье?
«Вот первый случай приблизиться к Джереми, — подумала я, — и узнать о нем все, что можно». Я отступила в сторону и жестом пригласила ее в комнату. Карусель все еще вертелась, и музыка играла.