Око Марены
Шрифт:
– Правильно. Так оно и было когда-то. Но ныне Око уже не закрывается.
– То есть как? Совсем? – растерялся мужчина.
– А чего тут такого страшного? – вмешался в разговор Константин, пытаясь понять причину для столь глубокого беспокойства. – Какая в том беда?
– Да ты что? – чуть не подскочил от возмущения мужчина. – Совсем ты, что ли, дите неразумное?
– Угомонись, – осадил его волхв. – Он и впрямь не знает, – и пояснил: – Когда Око открывается – а такое случается не каждый год, – для Руси всегда наступает тяжелый год. Ты спросил – какая беда. О том никому не ведомо, потому как она всегда разная. То разлад среди князей – и кровь льется по Руси рекой, то засуха наступает – и люди мрут как мухи. Да что там я тебе поясняю – сам, поди, зрел, пока сюда ехал, сколь мало снега на полях. Ежели до конца зимы такое продержится, земля неурожаем побалует, на семена людям не вернет. А это только начало. Такое бывало, когда вода в озере всего-то на десяток-другой ден пропадала. Ныне же оно и к зиме не наполнилось. Так что у Руси впереди не просто плохой год – страшный. А скорее всего – даже не один. И чем дольше это Око открытым будет, тем больше этих лет впереди нас ожидает.
– А старика Вершигора ты зрел? – осведомился мужчина.
– Нет его, – глухо откликнулся Всевед. – Потому и Око открыто. И не по своей воле я туда заглядывал.
– Ха! – громогласно усомнился мужчина. – И кто же тебя мог заставить?
– Не заставить – попросить, – тихо поправил его Всевед и ответил: – Мертвые волхвы. Ведомы тебе такие?
– Слыхать-то слыхивал, а вот зреть воочию не доводилось, – смущенно сознался мужчина. – Я иной раз даже мыслил, будто они вовсе давно вымерли в своих пещерах.
«То есть как это мертвые и вымерли?» – едва не ляпнул Константин, однако вторично выказывать свое невежество постеснялся. Однако Всевед будто услышал немой вопрос князя и, повернув к нему голову, спокойно пояснил:
– Еще в то время, когда по призыву твоего пращура на Русь воронами слетелись служители Распятого, часть волхвов ушла. Остался едва ли не один из каждого десятка.
– Трусы! – буркнул мужчина. – Надо было не уступать.
– Нет, – вздохнул Всевед. – Просто у них была своя правда. Они сказали, что коли нет в них нужды, то навязываться самим негоже. И ушли они не для того, чтобы спастись самим, а дабы сохранить мудрость. Ныне их никто не в силах отыскать. Ведомо токмо, что осели они где-то далеко на восходе, в горных пещерах. А те, что остались, в отместку прозвали их мертвыми волхвами. Сколько их там ныне обитает и где – никому не ведомо. Они о себе вестей не подавали, а оставшиеся, как бы плохо ни было, тоже никогда искать их не пытались. А вот ныне… – Всевед слабо усмехнулся. – Подали голос.
– Сами?! – вытаращил глаза мужчина.
– Сами, – подтвердил волхв. – Уж больно великая беда на Русь грядет, и ежели мы все вместе не возможем Морене подсобить, дабы она свое Око закрыла, то…
– И сызнова я не пойму – как так подсобить? – мужчина в недоумении уставился на старика. – Она ж того. Схочет – зажмурится, а не схочет – чем ты ее заставишь? Кто с нею справится?
– Мертвые волхвы, – устало ответил волхв. Было заметно, что каждое слово давалось ему со все большим и большим трудом. Всевед указал Радомиру на крынку. Юный волхв дрожащей рукой поднес ее к губам старика, и на Константина, который на этот раз был подле старика, пахнуло непередаваемо мерзкой вонью. Запах был настолько противен, что у князя немедля скрутило желудок и он опрометью кинулся прочь за ближайший дуб.
Тошнило его долго и обильно, выворачивая наизнанку. Пришел Константин в себя от легкого похлопывания по плечу. Он обернулся. Рядом стоял лысый.
– Всевед опосля выпитого все равно не сразу в себя придет, – пояснил он Константину, со вздохом продолжив: – Зря он, конечно, все это затеял с настоем-то. Мог бы и ворожей поспрошать, хотя туда и впрямь все равно ни одна из них заглядывать бы не стала. Видать, и впрямь ждать было нельзя. Он ведь не то что иные волхвы. Ведомо ли тебе, что он всю жизнь не токмо верховным жрецом Перуна был, но и его воем, да еще самым лучшим?
– Ведомо, – откликнулся Константин, вытирая рот.
– А ведомо, что это он убил самого Хлада?
– И это знаю, – кратко отозвался Константин, не желая уточнять всех подробностей.
– А откель? – не унимался лысый.
– Я… был там… в ту ночь… и видел, – нехотя ответил князь.
– Погоди, погоди. Так это не тебя ли лечили волхв и Лада прошлым летом? – вытаращил свои странные глаза мужчина. Странными они были потому, что все в них почему-то отражалось вверх ногами, включая и самого князя.
– Меня, – сознался Константин.
– Стало быть, ты – князь рязанский? Вот тебе и на. Никогда бы не подумал, что у него в друзьях закадычных такие люди ходят.
– Когда мы с ним познакомились, я простым беглецом был, – уточнил Константин.
– Все едино, – небрежно махнул рукой мужчина. – То даже поболе ценится. Беглец – он, чтоб живот свой спасти, и со Злодием [124] дружбу готов завести, но ты сохранил ее, даже став князем, а это дорогого стоит. Стало быть, сам князь Константин предо мною стоит. Вот удружил мне волхв со знакомцем новым, да еще таким именитым.
124
Злодий (Злыдень, Кровник, Худич) – бог вечного мучения, которое ждет негодяев в Пекле. Имел вид чудовищной змеи и был неистощим на всевозможные казни.
– А мне тебя как звать-величать? – осведомился Константин.
– А разве Всевед имечко тебе мое не обсказал?
– Нет, конечно.
– Вот это славно, княже. Вот это мне Всевед удружил, – радостно потер ладони собеседник князя. – Тогда вот тебе моя рука. – Он цепко обхватил широкой пятерней ладонь Константина и, не выпуская ее, бодро заявил: – Ты князь будешь, а я ведьмак [125] , стало быть.
В ответ Константин лишь озадаченно захлопал глазами, не понимая, радоваться ему счастью знакомства с представителем столь экзотической профессии или – напротив – сокрушаться. Он уж было решил, что это просто не совсем удачная шутка, но тут мужчина, неверно истолковав молчание князя, самодовольно закивал головой:
125
Ведьмак, согласно славянской вере, являлся чем-то вроде надзирателя над ведьмами, которыми управлял и которые держали перед ним отчет. Мог быть оборотнем и превращаться в разнообразных зверей, начиная от коня и волка и заканчивая – Мотыльком. Умел управлять пчелами, разгонять на небе тучи и многое другое.
– Да, да, из самых что ни на есть прирожденных, а не каких-то там обученных [126] .
Некоторое время он вновь дивился на загадочную реакцию князя, но потом его осенило:
– Да ты не боись. Я ведь на зло почитай, что и вовсе неспособный [127] , а что ты там о нас от своих мамок в детстве слыхал – лжа голимая. Известное дело, – сплюнул он презрительно. – Бабы.
– А имя? – выдавил наконец из себя Константин.
– Да на кой ляд оно тебе? – пожал плечами прирожденный хозяин ведьм. – Коль Всевед ничего не сказал, то и мне его тебе говорить не след.
126
Ведьмаки бывают двух видов – прирожденные и наученные. У прирожденных нет ни волос, ни бороды, ни усов, ни прочих признаков мужественности, зато у них есть небольшой хвостик с четырьмя волосками и изображение в их зрачках перевернуто вверх ногами.
127
Некоторые ведьмаки действительно умели делать лишь добро – заговаривать болезни, лечить людей и животных, запрещали ведьмам делать зло, защищая людей, и даже после своей смерти дрались на могиле с мертвецами, не пропуская их в село.
– А как мне к тебе обращаться?
– А ты зови меня, как все зовут, – предложил мужчина.
– Но я не знаю, как тебя зовут все.
– Вправду? – изумился ведьмак и в очередной раз поскреб пятерней в своем лысом затылке. – Вот это и впрямь странно. Видать, у Всеведа с головой чтой-то в последние дни – иначе он бы тебе его непременно сказал. К тому же оно у меня такое красивое.
– И какое же? – устало вздохнул Константин. Вынужденный допрос ему порядком надоел.
– Тогда еще раз пожмем друг дружке руки, – предложил, хитро улыбаясь, ведьмак. – Ты, стало быть, Константин, а я, стало быть, – он приподнялся на цыпочках и заговорщически шепнул в самое ухо князя: – Маньяк.