Око Силы. Трилогия. 1937 -1938 годы
Шрифт:
Юрий вытер пот со лба. Кажется, он сам стал безумцем. Хуже – убийцей! Те, кто был в самолетах, превратились в желтый дым. Наверняка, погиб командир, погиб флаг-штурман капитан Четвертаков, просивший не отзываться о его части плохо... Их уже не вернуть. Убийцы ведали, что творили, но кто дал право ему, Орфею, судить? Кто дал право карать?
...Куда-то бежали солдаты, надрывали глотки ошалелые командиры, а Юрий, швырнув на землю ненужный револьвер, не спеша шел вдоль опустевшей траншеи. Радости не было – только страшная усталость. Вспомнилось лицо святого на фамильной иконе. Георгий не гордился победой. Может, просто не оставалось сил, а может, каппадокийский сотник понял, что убивать и ненавидеть – тоже грех... Почему тогда загорелась свеча? Впрочем, стоит ли мудрствовать? Возможно, просто для того, чтобы он вспомнил в этот страшный час маленький огонек, отражающийся в потемневшем серебряном окладе...
– Товарищ майор! Сюда нельзя!
Их было двое – молодые, порядком испуганные бойцы, державшие винтовки неумело, наперекосяк. Юрий очнулся. Хорошо бы успеть уйти подальше, пока вокруг паника...
– Мне надо пройти, товарищи!
Он достал бордовую книжечку и показал караульным. Те растерянно переглянулись:
– Не положено, товарищ майор. Мы лучше лейтенанта покличем!
Лейтенант оказался таким же молодым, растерянным, вдобавок смертельно побледневшим при виде удостоверения.
– Вы... товарищи бойцы! Вы что, не видите, кто перед вами?
– Не надо, лейтенант! – Орловский шагнул вперед, оказавшись как раз между бойцами. Секунда – и крепкие руки сжали запястья.
– Маску! Живо!
Голос «лейтенанта» стал совсем другим – жестким, решительным. Юрий успел лишь оценить этот маскарад, когда один из «бойцов» достал что-то из-за спины. Обожгло горло, в мозг словно вонзились тысячи острых иголок, и Орловский провалился в бездонную гулкую тьму.
...Единственное, что он еще ощущал – это время, бесконечное, бездонное. Не было ни страха, ни надежды, лишь молчаливая покорность этой всевластной вечной ночи...
– ...Еще минуту!
По векам резанул свет, что-то острое укололо в предплечье...
– Пришел в себя...
– Хорошо! – второй голос показался знакомым. – Оставьте нас...
Безразличие уходило, сменившись болью. Ныло все тело, ломило правую руку. Бьющий в глаза свет казался невыносимо ярким.
– Юрий Петрович, вы меня слышите?
– Свет... уберите.
Губы с трудом шевельнулись, но сознание уже возвращалось. Орловский понимал, что лежит на чем-то жестком, где-то рядом горит фонарь. Воздух был сырым и одновременно затхлым.
Глазам стало легче. Орловский с трудом разлепил веки. Фонарь, низкие деревянные нары, сырой камень вокруг...
Рядом с ним сидел человек в широком плаще. Капюшон закрывал лицо; вдобавок фонарь был установлен так, что неизвестный остался в густой тени. Впрочем, голос выдавал того, кто когда-то называл себя Агасфером, а теперь предпочитал скромную фамилию Иванов.
– Ну что, пришли в себя?
– Вполне!
Юрий сдержал стон и попытался встать. Ноги не держали, и он поспешил присесть обратно на нары. Пальцы скользнули по предплечью, ощутили вспухшие следы уколов, затем коснулись многодневной щетины на щеке...
– У нас мало времени, Юрий Петрович. Сейчас вы сообщите мне Великое Заклинание. Врач уверяет, что с памятью у вас все в порядке, а я верю нашей советской медицине. Итак?
Орловский молчал. Отрицать, спорить – зачем?
– Вы еще не поняли, что запираться не имеет ни малейшего смысла. Товарищ Волков подробно обрисовал ситуацию, но вы, похоже, ему не поверили...
На миг мелькнуло удивление. Значит, краснолицый все-таки с ними, и его визит – просто игра? Или упыря тоже сунули в это подземелье и накачали уколами?
– Буду краток. У нас есть средства заставить вас говорить – живого или в каком-либо другом виде. Дабы вы, Юрий Петрович, не думали, что с вами блефуют, кое-что напомню. «Мэви-идхэ» могли знать два человека – вы и Андрей Крапивин. Список заклинаний найден именно у вас. Тот, кто прочитал его, действовал извне. Вывод?
Орловский решил не отвечать. Верно, список надо было уничтожить... Ничего, пусть говорит, у него будет время немного собраться с силами.
– Есть еще две возможности. Первая – наш общий знакомый с саперными петлицами. Но он не может произнести «мэви-идхэ». Почему, разъяснять долго, так что поверьте на слово. И второе – лейтенант запаса Крапивин послал своего разведчика, чтобы тот прочитал заклинание, находясь на линии окопов. И снова, – увы. Вас не удивляло, что ни Фроат, ни его сыновья не использовали магию? Скажу по секрету: Великое Заклинание мог прочитать лишь человек, и этот человек – вы...
Человек? Ах да, дхары уверены, что они не люди! Интересно все же, чем они прогневили Высокое Небо?
– Мои условия: вы называете «Ключ», вам уменьшают срок и возвращают в камеру, где вы сможете дописать книгу о дхарском эпосе. Между прочим, скоро амнистия по поводу 20-летия Октября, подумайте... Естественно, мы не тронем ту, которую вы называете Никой...
Из складок плаща на миг появилась фотография. Ника была снята на фоне чего-то южного – беседка, пальмы... Разглядеть он не успел, снимок исчез.
– Не убедил?
– Интересно, за кого вы меня принимаете? – Юрий попытался улыбнуться, но лишь скривился. Губа была разбита.
– Вас? За очень умного человека. Вы прекрасно понимаете, что все имеет свою цену... Лучше бы вы согласились сейчас, Юрий Петрович, ведь все равно придется договариваться!
Что у них там еще? Пообещают новый приговор?
– Ну, как хотите. Тогда ставки меняются. Для начала – взгляните!
Рука в перчатке извлекла из-под плаща что-то небольшое, прямоугольное. Книга?
– Я придвину свет. Разглядывайте, не спешите...
Орловский осторожно взял в руки картонный переплет. Чем это они хотят его удивить? Фамилия автора была незнакома. Париж, 1937 – свежая. Ну, что пишут эмигранты?..
Он небрежно раскрыл томик где-то посередине, глаза пробежали по строчкам... Пальцы дрогнули. Все еще не веря, Юрий открыл первую страницу. Так и есть!.. Все-таки книга вышла! Его книга! А ведь он даже не верил, что когда-нибудь подержит ее в руках...
– Смотрите, смотрите! – подбодрил тот, кто называл себя Ивановым. – Я лично читал – не отрывался...