Оковы прошлого
Шрифт:
Помешивая большой ложкой в кастрюле мидии, Альбан свободной рукой обнял Валентину за талию.
Я всегда радовался, что у меня есть братья. Наверное, быть единственным ребенком в семье скучно. Но решение все равно за тобой.
Валентина прижалась лбом к его плечу и прошептала:
Если бы ты знал, как мне страшно!
И чего ты боишься?
Что случится что-нибудь плохое. За эти несколько месяцев многое может произойти — краснуха, эклампсия, плохие новости после пренатальной эхографии и много чего еще! И потом, как я могу быть уверена, что ребенок правильно развивается, что он не перестал дышать?
Думаю,
С Софи?
Смеясь, она поцеловала его в шею.
Идея не так уж абсурдна, я уверена — Софи с удовольствием будет изображать из себя коуча. Я уже вижу, как она выходит на площадь и всем и вся рассказывает, как она заботится о своей маленькой младшей невесточке. Хотя для нее назвать меня «невесткой» — острый нож в сердце! Софи мне не нравится, но должна признать, дети у нее прекрасные — хорошо воспитанные и выглядят абсолютно здоровыми.
Альбан без особой уверенности кивнул, подхватил кастрюлю и поставил ее на стол.
Сядь, дорогая.
Вид у него был серьезный, почти торжественный.
Валентина, мне нужно кое-что тебе сказать.
Он говорил так, словно собирался сообщить ей о неминуемой катастрофе. Садиться Валентина не стала. Она стояла и смотрела на него с любопытством, которое граничило с испугом.
Насколько я знаю, — начал Альбан, — моя мать была женщиной неуравновешенной. Старшие об этом никогда при нас не говорили, подробностей я не знаю, но мне кажется, она была слегка... сумасшедшей.
Моя тоже, поверь! — с горечью отозвалась Валентина. — Твоя хотя бы любила своих детей.
Дело не в этом. Я пытаюсь тебе сказать, что некоторые душевные болезни...
О какой болезни ты говоришь? В те времена сумасшедшим считали любого, кто вел себя не так, как все. Твоя мать была чудаковатой, и что с того? Я буду рада, если наш ребенок станет мыслить оригинально. Дорогой, давай не будем создавать проблему на пустом месте. Мы скоро увидим, на кого похож наш малыш. И если это мальчик, я бы хотела, чтобы он был вылитый ты, разве что не такой серьезный!
Валентина села и стала раскладывать мидии по тарелкам. Когда она подняла глаза на Альбана, чтобы пожелать ему приятного аппетита, то увидела на его лице недовольную гримасу.
Ты расстроился?
Если честно...
Было очевидно, что он колеблется, хочет сказать что-то еще, но, в конце концов, он просто улыбнулся.
Я люблю тебя, моя Валентина, — нежно сказал Альбан.
Именно эти слова ей хотелось услышать, остальное неважно. Сейчас Валентина проживала самые радостные моменты в своей жизни, и ни одно облачко не должно было их омрачить. Пять минут назад она испугалась, подумав, что Альбан вот-вот скажет, что на их пути появилось какое-то препятствие, которое помешает им быть счастливыми. И если все дело в странностях его матери, бояться нечего. Склонность к самоубийству на почве депрессии по наследству не передается. Судя по старым фотографиям, Маргарита Эсперандье была очень красивой, и Валентина не против, если ребенок, которого она носит под сердцем, будет на нее похож...
* * *
После обеда Альбан в третий раз отправился в Сен-Гатьен-де-Буа. Каждый раз ему приходилось долго себя уговаривать. Этот аэропорт казался ему игрушечным. Встреча с Жан-Полем и представителем Торгово-промышленной палаты Англькевиля-ан-Ож была назначена на четыре часа пополудни, но Альбан решил приехать пораньше. Издалека он внимательно осмотрел взлетно-посадочную полосу номер один, оснащенную мощным светотехническим оборудованием, и предангарную бетонированную площадку длиной примерно в две тысячи пятьсот и шириной в сорок пять метров. Полоса номер два была поскромнее, с травяным покрытием, и длина ее составляла порядка семисот метров. Общая площадь обнесенной оградой территории аэропорта составляла двести гектаров.
«Красивая игрушка...»
Эти цифры он знал наизусть. В прошлом году сто пятьдесят тысяч пассажиров проследовали через аэропорт Сен-Гатьен-де-Буа транзитом. Треть от этого количества — туристические рейсы из Марокко, Туниса и Египта, остальные две трети — чартерные рейсы. Одна английская компания организовала регулярный авиарейс между Довилем и Бристолем: самолеты будут летать туда и обратно четыре раза в неделю. А еще — этот факт казался Альбану особенно забавным — среди всех европейских аэропортов именно Сен-Гатьен-де-Буа держал пальму первенства по перевозке предназначенных для разведения чистокровных лошадей. Несколько сотен этих животных курсировали между Нормандией, Америкой, Ирландией, Великобританией и Объединенными Арабскими Эмиратами. Для этого было предусмотрено около двадцати специальных боксов и пандус.
«Рентабельная современная игрушка...»
Хотелось ли ему здесь работать? Смотреть, как взлетают и садятся самолеты, которые он отныне не сможет пилотировать? Стать пленником рутинной управленческой работы? Стать аэродромной крысой, которая смотрит в небо, но не может в него подняться? Он должен преуспеть в новой профессии, тем более что время поджимает — скоро у него будет полноценная семья.
«Нужно решить: если проблема только в самолюбии, я справлюсь, но если эта работа покажется мне отвратительной, мне тут делать нечего».
До встречи оставалось несколько минут, и Альбан уже шел к административному зданию, когда зазвонил мобильный. Увидев номер Жиля, он ответил на звонок.
Привет, братишка. Я звоню тебе по срочному делу: страховая компания хочет провести дополнительную экспертизу. Волноваться нечего, они пытаются тянуть время, как обычно, но я дал им знать, что нам это надоело и мы передаем дело в суд! Мне очень жаль, но тебе придется еще раз обойти врачей.
Как думаешь, это когда-нибудь закончится? — вздохнул внезапно павший духом Альбан.
Со страховиками? Конечно! Крепись, старик! Я пообещал тебе огромную сумму денег, и ты ее получишь! Вся загвоздка в том, что надо еще немного потерпеть.
Попрощавшись с братом, Альбан минуту вертел в руке свой мобильный. Новая задержка... Может, судьба посылает ему знак, что нужно взяться за эту работу? На ремонт «Парохода» уходят крупные суммы, и очень скоро денег перестанет хватать.
«Знак судьбы! Ей-богу, я, как Давид, начинаю верить во все эти Жозефинины штучки!»
На посадку как раз заходил самолет производства компании Piper. Альбан замер, наблюдая за приземлением, и сердце его сжалось от тоски. Когда самолет сел, Альбан твердым шагом отправился дальше.