Окраина. Дилогия
Шрифт:
– Только посмей спросить, где я форму пропешкала, – догадливо прошипела девушка.
– Я не про то, – малодушно пробормотал Андрей. – Маня, ты не думай. Я не хотел…
– Ага, она сама пришла. – Капчага неожиданно хихикнула. – Старый, ты совсем из ума выжил?
– Наверное. Я тут лбом бился, что тебя отпустил. Потом эти явились. Ну… Дурак и кобель.
– Да, я понимаю, – хладнокровно заверила коллега. – Я сама сучка. Еще что умное скажешь?
– Мань, ты очень красивая, – жалобно сказал начальник.
– Ты тоже ничего, –
– Мань, я всетаки застегнусь, – Андрей потянулся к штанам.
– Попробуй, если змея втиснется. Старый, знаешь, почему ты дурак? Потому что думаешь, что ктото чтото тебе сделает приятнее меня.
Видимо, до полной адекватности начальнику Отделения было далеко. Куда делась девушка, понял не сразу, только когда горячие пальцы отбросили мешающие хозяйские руки от брюк.
– Мань, пожалуйста, не надо! – застонал Андрей…
Кто станет слушать морально падшего начальника? Не слушали, не слушали, не слушали… Андрей дергался, стонал и выгибался. Бой барабанов накатывал с ревом океанских волн.
Пришел в себя, сжимая черноволосую голову. С трудом отпустил. Взлохмаченность Мариэтте страшно шла. Подрагивая, девушка сказала:
– Начальник, ты классный. Правда…
Андрей свалился на палас, обнял девчонку. Капчага пыталась увернуться, но Андрей не дал. Поцелуй вышел сумасшедшим, даже в глазах потемнело. Наконец Мариэтта, задыхаясь, пробормотала:
– Первый поцелуй обязан быть возвышенным, трепетным и чистым. А я даже…
– Трепетный… мандражный, – Андрей крепко обнимал узкую спину, прижимал к себе девушку. – Я потом тебя вымою. И поболтаем…
– Абзац, я думала, мигом предложишь все забыть.
– Болтушка… – Мужские ладони скользнули ниже, алчные, даже наглые. – Ты как, юная развратница?
– А разве…
– Из меня песок только временами сыплется, – заурчал Андрей. – Только давай на тот диванчик – клиента беспокоим.
Мариэтта, вскинутая командирскими руками, ахнула. Андрей уложил ее на свободный диван, не отпуская, лег рядом. Коготки цеплялись за его футболку, Андрей сжимал девчонку, нетерпеливо ласкал. Платьице было славное – все позволяло.
Полный абздольц – Андрей наконец постиг многогранность сего философского понятия. Впрочем, анализировать было сложно. Мариэтта Тимуровна Капчага оказалась личностью темпераментной и вполне искушенной. Андрей и сам завелся до предела. Эгоистом в постели никогда себя не считал, но такого счастья ублажение партнерши еще никогда не доставляло. Собственное поношенное тело сейчас поддерживало ветерана во всех фазах бурного процесса.
– …Ооой, околею сейчас!
– Не околеешь.
– Ок, раз приказано, не стану. Водички, а?
Вода приятнее любого брюта. Булькает фляга, блестит лицо от воды и пота. Вкус поцелуев, дрожь страсти и нетерпения. Раскосые глаза сияют золотом и серебром…
–
– С восторгом, осквернительница.
– Так не сиди зря, оскверняй…
Сияние скользит по спинам и бедрам. Пульсируют вспышки, пульсирует истосковавшаяся плоть. И вроде одна она, плоть. Совпало. Куда там эмпирическим парадоксам «кальки» и «свищей». Два человека совпадают куда реже. Здесь, в призрачной темноте барабанов, не нужно ничего подправлять. Одна нота…
– Старый, нас для одного набора создавали.
– Верно. Слушай, мы с ума сходим. Нужно ведь…
– Так заканчивай. Только так, чтобы я совсем сдохла. Ну, псина старая…
Закончить не было сил. Слишком хорошо. Кажется, в комнату ктото входил. Только отвлечься было невозможно. Страсть скотская. Еще глубже, глубже, глубже…
Посадил Мариэтту, сунул флягу:
– Пей, охлаждайся. Сеанс закончен.
– А ты? Вредно сдерживаться. – После очередной «маленькой смерти» глаза у чуда стали до висков, японские, пьяные.
– Правда? Мне лучше сдержаться. Еще чуть, и околею.
– Не имеешь права бросить подчиненную в скомпрометированном положении.
– Я сам в таком же. – Андрей принялся натягивать штаны.
Мариэтта тоже вяло зашевелилась:
– А где эта… распашонка?
– Держи. Могу спросить, где штаны бросила?
– Да в сортире сушатся. Меня одна курица коктейлем облила.
– И что ты ей такое сказанула?
– Да ничего. Она в баре трех человек оросила – переклинило девушку. Тоже натура трепетная, ранимая. Тебе такие нравятся. Я думала, приму бокал успокаивающего и вернусь к тебе, объяснять, какой ты валенок. Так меня коктейль сладкий загадил. Хорошо, эти тиражированные египтянки дежурную одежку подсунули. Чуть не опоздала. И что ты на эту Марлен из концлагеря запал? Ведь оставила всего на полчаса.
– Так не оставляла бы, – жалобно пробормотал Андрей. – Прости. Ты, конечно, имела право.
– Ты тоже. – Мариэтта, пошатываясь, поднялась на ноги. – Мы же одинаковые. Я там, в сортире, тоже глупить пробовала. Со злости.
– Это в «Хуфу» атмосфера такая провоцирующая, – смущенно сказал Андрей.
– Тсс, – горячая ладошка легла на его подбородок. – Сейчас скажешь, что все произошедшее – трагическая случайность и издержки нервной службы. Прикажешь забыть, изжить и похерить. Можно поцеловать, пока глупости не ляпнул?
Андрей поцеловал сам. Мариэтта была восхитительно лохматой и своей, а маленький рот казался не менее сладким, чем в разгар блудодейства.
– Капчага, я приказывать забывать не собираюсь. Только сейчас мы…
– …работаем. Я в готовности. Ты про работу вот ему объясняй, – Мариэтта ткнула пальцем в отрешенного Пернова.
– Ему что объяснишь? Может, он, того… передозировка?
– Вряд ли, вопервых, он… – авторитетно начала Мариэтта, но в этот момент дверь распахнулась и ввалилась темная фигура.