Окрайя
Шрифт:
Ее! О, до чего же она была красивая! И говорит:
– Купи меня! Я стою очень дешево. А еще я умею петь и танцевать, варить, стирать, шить, колдовать...
– И колдовать?!
– Да, господин.
– Как?
– Очень просто. Вот я тебя уже околдовала. Сейчас ты к нам войдешь и будешь говорить с моим хозяином, и сколько он за меня запросит, столько ему ты и заплатишь!
Я засмеялся, но вошел к ним в лавку. Ее хозяин, выслушав меня, сказал:
– Она не продается.
–
– возмутился я.
– Такого не бывает! Товар на то создан, чтобы продаваться.
– Но это не товар.
– А что?
– Твоя судьба.
– Ха!
– засмеялся я.
– Моя! Тогда я вообще не буду платить. Потому что кто же это платит за свое?!
– Тебе видней.
И я - глупец!
– платить не стал; взял ее за руку, сказал:
– Пойдем!
И мы пошли. Зашли в ближайшую харчевню, и там я повелел:
– Питья! Еды! И конуру!
И там, в той конуре, нам было хорошо. Она смеялась, то и дело повторяла:
– Мой господин! Мой господин!
А я:
– А ты - моя судьба.
И день прошел, и ночь пришла. Она спросила:
– Хочешь, я спою?
– Конечно!
– сказал я.
И она пела - очень хорошо. Я слушал, слушал... и заснул. Когда проснулся, было уже утро. А моя женщина, моя судьба, моя красавица исчезла. И пояс мой - с диргемами - тоже исчез. Я выбежал на улицу и побежал, внимательно смотрел на все окна, хотя, если честно признаться, совсем не надеялся снова увидеть ее.
Нет, вот она! Сидит возле окна, смотрит на улицу. Увидела меня, нахмурилась, спросила:
– Чего уставился? Что, я тебя обворовала, что ли?
Я онемел от такой дерзости! Я... Нет! Я перевел дыхание и успокоился, и начал так:
– Судьба моя! Я...
А она как засмеется! И все не умолкает и не умолкает! Ее хозяин вышел на крыльцо и, нагло осмотрев меня, сказал:
– Проваливай отсюда, бродяга! Здешний товар не по тебе!
А тут еще начали собираться любопытные. И как мне было тогда поступать? Что, рассказывать, как я вчера, не заплатив... И потому я плюнул и ушел.
На следующий год мы снова пришли в Йонсвик, и снова я шел по той же самой улице, и снова она меня окликнула из того самого окна:
– Мой господин!
А я спросил:
– Ты меня помнишь?
– Нет.
– А я все помню, - сказал я.
Она смутилась. Или притворилась? Не знаю. И тогда я этого тоже не знал. А просто сказал:
– Мой пояс, как и в прошлый раз, набит диргемами. Только теперь я сразу тебе их отдам, а ты мне за то... ты снова будешь петь мне свои песни.
Она была поражена! Спросила:
– Только и всего?
– Да, - сказал я.
– А что?
– Н-не знаю. Как решит хозяин.
Хозяин решил так: я отдаю ему диргемы, все до единого, а он за это позволит мне послушать только одну ее песню, а после я сразу уйду и больше никогда к ним не приду. Я согласился. Сел и слушал. Хозяин подал мне вина. Я выпил... и немедленно заснул.
Проснулся я на пустыре - без плаща, без меча, без кольчуги.
На следующий год я снова пришел в Йонсвик. И снова она меня окликнула. Я притворился, будто не расслышал. Зашел в ближайшую харчевню, снял конуру, велел подать мне туда всего, что у них есть... И тут ко мне вошла она! Я встал и закричал:
– Прочь! Я не звал тебя!
– Нет!
– со смехом сказала она.
– Прежде послушай мои песни. Ведь я твоя судьба.
Я, скрепя сердце, согласился. Она села напротив меня и запела. Нам принесли еды, питья. Я не притронулся к еде, не пригубил питья. И песен я не слушал - не хотел. А она пела их, пела и пела. Да, песни были очень хороши, но сколько же их можно слушать?! Небось, уже и ночь пришла. Я встал.
– Куда ты?
– спросила она.
– Ухожу, - сказал я.
– Я спешу.
– Тогда прощай.
– Прощай!
– гневно ответил я и, хлопнув дверью, вышел в общий зал. Там почему-то уже никого не было. И вообще, там было очень тихо и очень темно...
И очень холодно! Сразу почувствовав неладное, я отшатнулся, дернул дверь... Но конура уже была закрыта - изнутри. И никого, я это понимал, там уже нет: не зря же она со мною попрощалась! Тогда - на ощупь, то и дело спотыкаясь - я двинулся по залу. Долго плутал! Потом-таки добрался до входных ступенек, взошел по ним, толкнул входную дверь, вышел на улицу...
Зима! И сумерки. Зимой Йонсвик стоит пустой и, значит, до ближайшего жилья три дня пути. Я постоял, подумал... и пошел! Шел, песни пел. День шел, ночь шел, и снова день, охрип - и петь уже не мог, а только в мыслях повторял и повторял и повторял те сокровенные слова, чтобы их не забыть. Потом упал, заснул... Потом меня нашли чужие люди и принесли к себе домой и там отогрели. Вот как мне тогда посчастливилось! Поэтому я отдал этим людям все мои диргемы. Потом, ранней весной, опять пришел в Йонсвик, искал ее, искал... но не нашел. И через год опять искал. И через два. И через пять...
Зачем? Ведь если не судьба, то, значит, не судьба, тем более что я сам сказал ей: "Прощай!" А все равно мне было очень обидно. Вот так теперь и Сьюгред ждет этого странного, чужого ярла. И не дождется, я-то это знаю. Мне очень жаль ее, мне нечем ей помочь, вот разве только петь, чтобы она крепче спала. Вот примерно так я тогда думал. Долго думал. А потом и я заснул - возле нее, в ногах. И снилось мне... Нет, не скажу!
А утром Сьюгред сказала:
– Когда придет мой муж, я попрошу, чтобы он взял тебя к себе в дружину.