Окровавленная красота

Филдс Элла

— Нет, — сказала я, затем начала растягивать слова: — я провела половину лета в доме своего парня. Есть небольшая разница.

Майло откинулся на спинку стула, проводя рукой по волосам.

— Господи, блядь. Ты шутишь, да?

Я просто смотрела на него.

— Джем, нет. — Он наклонился над столом, его лицо побледнело, а челюсть напряглась. — Это настолько ненормально, что даже не смешно. — Вспомнив, что наш разговор записывается, он понизил голос почти до шепота, обвиняя: — Как, черт возьми, ты могла?

— Больше от меня ты ничего не

услышишь, так что, пока у меня не будет адвоката, я не буду говорить.

Мы просидели в тишине, ну, я просидела еще минут десять. Майло задавал вопрос за вопросом, смотря на меня то обвиняющим, то умоляющим взглядом, но, в конце концов, сдался и вышел из комнаты.

Я посмотрела на часы, гадая, сколько по времени Лу находилась дома. Был ли Томас в порядке или, по крайней мере, успокоился ли он.

Майло вернулся, когда часы пробили три.

— Пошли.

Я встала настолько быстро, что стул едва не упал назад.

— Я могу идти?

— Нет, — сказал он, не глядя на меня. — Сегодня вечером ты окажешься в камере за не содействие федеральному расследованию. Но не волнуйся, я позабочусь, чтобы ты сама могла выбрать себе камеру.

У меня перехватило горло, когда он схватил мою сумочку со стола, но я прохрипела:

— Боже, как по-рыцарски с твоей стороны.

От его прикосновения мне захотелось обернуться и ударить его, может быть, снова коленом по яйцам. Но, слишком потрясенная неожиданностью, я могла только дышать, когда он запер меня в крошечной клетке, пропахшей аммиаком и потом.

Решетки загремели, когда Майло запер их, затем он оперся на них предплечьями.

— Крикни, когда будешь готова. — Указав на маленькую черную камеру на потолке, он ушел.

Я отказывалась плакать, но, Пресвятая Богородица, надо было пнуть его по яйцам.

Я посмотрела на покрытый пятнами матрас, который был не толще моего большого пальца, и опустилась на бетонный пол, прислонившись головой к отремонтированной стене позади меня.

Больше мне нечего было делать, и у меня не было возможности заснуть, поэтому я сидела и ждала.

Майло был зол, но, может быть, он пришел бы за мной.

Но после того как я съела булочку и проигнорировала кучу грязи, которую они называли супом на ужин, я снова очнулась от наивных грез.

Он не смог бы, даже если бы захотел.

Вероятно, это тоже было частью плана Майло. Хотя кто знает, что он смог бы сделать, если бы Томас вошел в участок. Я бы поставила на все, что угодно, или Том уже был бы под стражей, но маленькое досье свидетельствовало об обратном.

По крайней мере, он мог оказаться здесь, и от одной мысли о Томасе, в ярости метающимся по камере, я улыбнулась, даже если мысленно умоляла об обратном.

Послышались приближающиеся шаги.

— Джем-Джем.

Я повернула голову в сторону Майло, когда он опустился, присаживаясь на пол рядом со мной.

— Я уже могу идти?

Он покачал головой и схватился за прутья.

— Я не могу этого сделать. Хочу, но не могу. —

Он тяжело выдохнул, встретившись со мной взглядом. — Пожалуйста, просто… дай мне что-нибудь. Что ты видела? Что он тебе сказал? Что-нибудь.

Я отвернулась и продолжила разглядывать облупившуюся краску.

— Что было в конверте, который ты велел мне забрать у продавца?

— Ключи от машины, о которой он и не догадывался. И как добраться до отеля.

Я заговорила снова, прежде чем он успел что-либо ещё сказать:

— Ты знал, что случилось с моей мамой.

Его молчание было красноречивым ответом.

Прошло несколько минут, прежде чем он заговорил. Я не знала, был ли в его планах разговор, пока я не сказала чего-то, чего не должна была, но я была готова.

— Я не смог бы вот так разбить тебе сердце, даже если бы мне позволили. Мне жаль. — Он вздохнул, когда я промолчала. — Я скучал по тебе, Джем. Забудь на минуту всю эту чушь. Ты знаешь, что я скучаю по тебе, и что я люблю тебя. Иначе бы меня здесь не было, пытаясь убедиться, что не превратил свою жизнь в ад.

— Если ты ждешь, что я почувствую к тебе жалость, этого не произойдет.

Он фыркнул.

— Это не так, но я надеюсь, ты поверишь мне, когда я скажу, что просто хочу, чтобы это все закончилось. Чтобы мы могли снова стать прежними.

— Нет никаких «нас», к которым можно было бы вернуться. — Мой голос звучал ровно и холодно.

— Я тебе не верю. Ты любила меня…

— Точно, — сказала я. — В прошедшем времени. Когда-то я любила тебя, но это время прошло.

— Что? Это не ты, Джем. Ты можешь простить меня. Я знаю, ты сможешь, если…

Сыта по горло, я перебила его:

— Я могу простить ошибки, Майло. Могу простить предательство. Может быть, даже такого масштаба. — Я встретилась с ним взглядом и смягчила голос: — Но я не могу переступить через себя. Все не так просто. Ты заставил меня полюбить тебя, заставил меня отдать часть себя, которой я никогда раньше не делилась, и все это время ты кормил меня объедками. Достаточно, чтобы завоевать мою любовь и поддерживать ее, но недостаточно, чтобы я даровала тебе прощение, если настанет день, когда тебе это понадобится. — Я издала горький смешок — Забавно, я никогда не осознавала, как мало ты мне дал, пока не столкнулся с тем, что мог потерять.

Он прочистил горло.

— Что потерял, Джем?

Едва сдерживая слезы, я отвела взгляд.

— Твои родители вообще живут в двух часах езды к северу? Где это вообще?

— Лэмбтон, находящийся в трех часах езды к северу.

— А ваша фамилия? Действительно Флетчер?

— Карлсон. Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. Просто скажи мне, что ты в него не влюблена.

Слабый смешок был моим единственным ответом. Я знала достаточно.

Он продолжал пытаться поговорить со мной, продолжал извиняться, но я притворилась, что заснула, и, в конце концов, он оставил меня в покое. В отвратительной камере, на холодной, твердой земле, и с обновленным зрением.