Октавия
Шрифт:
– К полуночи я всегда становлюсь хамоватым. Впрочем, мне доводилось с помощью трепа выкарабкиваться из мест похуже этого. Но все равно, мне очень жаль, я не должен был тебя в это впутывать.
– Что они сказали, когда мы уходили?
– Что в другой раз, когда я приведу кого-нибудь на утесы, чтобы перепнхнуться на скорую руку, они советуют выбрать другое место.
– Значит, они тебе в самом деле поверили?
Матт пожал плечами.
– Они не поверят завтра, когда наведут справки в гостинице.
Его рука лежала у нее на плечах, и она вдруг почувствовала себя счастливой
– Он, должно быть, чего-то боится, если поставил такие ограждения.
– Думаю, боится потерять герцогиню, - предположил Матт.
Они спустились в порт. Огни катеров и яхт, отражаясь в черной воде, скакали по ней, как упавшие серьги. Лес мачт тихо качался на фоне звезд. До них доносились слабые всплески моря, накатывавшегося на белый песок.
Они зашли в одно ночное кафе на набережной. У стойки бара угрюмо пили несколько рыбаков. Усталая официантка, сбросив туфли, сонно протирала бокалы.
– Нам сейчас требуется неотложная скорая помощь, - сказал Матт и, заказывая для обоих черный кофе и тройную порцию коньяка, вдруг повернувшись, улыбнулся ей. Ощущение близости к нему так захватило ее, что у нее ослабли колени. Ей пришлось ухватиться за стул у стойки и вскарабкаться на него.
– Ты завтра пойдешь на встречу с человеком Антуана?
– спросила она, когда им подали напитки.
– Если это ни к чему не приведет, я оставлю всю эту затею и сохраню силы для перебранок с миссис Эджуорт, - он взял ее руку, и она побоялась, как бы он не почувствовал пронизавший ее толчок.
– Знаешь, мой ангел, мне действительно жаль, что ты испугалась. Для того, кому доводилось иметь дело с полевой жандармерией, с белыми родезийцами и даже молодчиками Иди Амина, как когда-то мне, эти колпаки Браганци могут показаться мелюзгой, но я знаю, как страшно было тебе.
– Зато мне теперь хорошо, - она вряд ли могла ему сказать, что никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой. И она подумала, что он самый замечательный мужчина из всех, кого она знала, и если бы он снова повалил ее на кусты вереска, она бы не возражала, даже если бы при этом весь преступный мир устроил вокруг них визгливый шабаш. Вместо этого она спросила: - А что собой представляют молодчики Амина?
Он рассказал ей про некоторые опасные места, в которых ему пришлось побывать, и когда они приняли еще по нескольку порций коньяка, звезды на небе уже погасли и горизонт окрасился бледной бирюзой. Они прошли мимо ?Бара моряков? и отеля ?Плаза? с его сложенными на ночь полосатыми навесами и дремлющими привратниками. По дороге им попались несколько пожилых гомосексуалистов, ищущих утешения, и гитаристов из ночных клубов, сонно бренчавших что-то по пути домой.
?Ты слишком хороша, чтобы поверить, что это не сон. Я не могу отвести от тебя глаз?, - мурлыкал Матт.
В ?Реконесансе? у стойки портье, освещенной одной лампой без колпака, он взял ее ключ и вынул из стоявшей там вазы влажную астру пурпурного цвета. Имоджин поспешила наверх, нажимая на выключатели, пока еще не отключили свет и коридор не погрузился во тьму.
У дверей ее номера он остановился.
– Приятных сновидений, маленькая сообщница, - нежно сказал он, протянув ей пурпурную астру.
Сейчас он меня поцелует, в восторге подумала она. Но едва он наклонил голову и коснулся ее губ, как распахнулась какая-то дверь и выстрелила толстой женщиной в сетке для волос. Столкнувшись с ними, она кинулась в туалет. Вскоре оттуда донеслись звуки страшной рвоты, и оба они зашлись в беззвучном хохоте.
Потом вдруг открылась другая дверь, и появилась Кейбл, закутанная в зеленое полотенце и с сигаретой, торчащей из ярко-красных губ.
– Вы как раз вовремя, - сказала она.
***
У себя в комнате Имоджин все еще не отошла от изумления. Матт поцеловал ее. Она знала, какими случайными бывают иные поцелуи, да к тому же оба они весь день пили. Но она не думала, что Матт из тех, кто может сделать что-нибудь случайно. В Пор-ле-Пене было полно красивых девушек, но в отличие or Джеймса и Ники он никогда не выказывал большого интереса к какой-нибудь из них, ограничиваясь беглым одобрительным взглядом.
Она посмотрелась в зеркало и потрогала свои губы, с которых он сцеловал всю помаду, потом, дрожа от возбуждения, провела руками по своему телу. В постели - гений, сказала Кейбл. Но ей хотелось не только этого.
Убери с лица эту дурацкую ухмылку, - повторяла она сама себе, - ты слишком много напридумывала. Она легла на кровать, но комната пошла кругом, и тогда она встала и примерила все обновки, стоя прямо на кровати, чтобы видеть себя в полный рост. Завтра она наденет светло-зеленый сарафан или, может быть, голубую рубашку, и большая часть пуговиц будет расстегнута, как у Кейбл. Она представила себе, как теперь Матт ссорится с Кейбл и говорит ей, что между ними все кончено, что он любит Имоджин.
Я не должна на это надеяться, сказала она себе строго, он любит Кейбл, он купил мне эти вещи, чтобы я отвадила от нее Ники. Но эти доводы ее не убеждали.
Я люблю его, я люблю его, - повторяла она, зарывшись лицом в подушку. Потом она бережно положила пурпурную астру между листами своего дневника, а после долго лежала, глядя в светлеющее небо, слушая крики петухов и детей и шум заводящихся машин, пока не заснула.
Глава двенадцатая
Разбуженная ярким солнцем, Имоджин проснулась с тем же ощущением счастья, пронизавшим всю ее как легкий жар. Она надела новый бледно-голубой сарафан и спустилась вниз, где нашла остальных в разной степени расстройства, завтракающими и читающими газеты на набережной.
Ивонн выставила на стуле для всеобщего обозрения свои полосатые черные с голубым носки. Так как накануне она не ужинала, то настояла, чтобы Джеймс заказал для нее вареное яйцо.
– Это яйцо твердое, как пуля, Джамбо, - визгливо объявила она, пытаясь просунуть в него кусочек гренка.
– Я сказал, чтобы варили quatorze minutes, - оправдывался Джеймс.
– Это значит четырнадцать минут, а не четыре, - завопила Ивонн.
– Зачем ты так много пьешь, Джамбо, если знаешь, что это тебе не по силам? Ты же знаешь, каким идиотом делаешься на следующее утро.