Октоберленд
Шрифт:
— Возьми, женщина. Ты хорошо бежала.
— Ты мне не сказала, что мы от кого-то убегаем! — заскулила женщина, выхватывая глаза тритона из руки Нетте. — Он хотел меня убить!
— Извини, — сказала Нетте вслед незнакомке, исчезнувшей в направлении, противоположном Н’драто. — На самом деле он не желал тебе вреда. Он охотился за Джиоти, а она теперь очень далеко.
Джиоти воспользовалась военной хитростью Нетте и вернулась в замок на гребне Нового Арвара. Отстраивая город с помощью волшебства Рииса, она знала тайные пути в дом своего детства и сейчас вошла в замок из коридора, который открывался на обелиск и стелу — памятники ее погибшему
Он сидел там один, в кресле из костей грифона и таращился на ящик со сверкающей стенкой, поставленный на обивку дивана. Двойные двери были распахнуты, и Джиоти вошла и закрыла их на защелку. Брат не заметил. Громоподобная музыка из ящика заглушила ее шаги, а он был всецело поглощен мелькающими на экране изображениями. Он развалился в кресле, одетый очень странно — черные глазные линзы на лице, жилет с амулетами небрежно наброшен на рубашку с изображением мужчины, стоящего на доске в пене опрокидывающейся океанской волны. Мешковатые синие штаны и какая-то с орнаментом обувь напомнили ей наряды, которые она мельком видела на Темном Берегу.
— Джио! — Поч в удивлении вскочил, показал каким-то тонким прямоугольником на экран, и шумная музыка исчезла вместе с изображением. — Что ты здесь делаешь?
— Пришла с тобой поговорить. — Глаза Чарма сказали ей, что они одни в этом зале. — Ты кого-нибудь ждешь?
— Нет. — Он стоял, оцепенев от удивления при виде ее уличных лохмотьев — серого потрепанного передника, веревочных сандалий — и стриженых волос. — Что с тобой случилось?
— А как ты думаешь? — Она обошла его вокруг, подозрительно щурясь на неподвижный ящик, который только что испускал громкие звуки и показывал яркие цветные изображения. — Ты меня вышиб на улицу. Удивляешься, что я жива?
— На улицу? — Поч бросил пульт на диван. — Я думал, ты скрылась в Моодруне, попросила убежища у Ярла Джи. Что ты здесь делаешь — и в таком виде?
Она впилась зелеными глазами в его черную маску.
— Ты не подсылал ко мне убийцу?
— Нет! — Он сбросил очки и уставился на нее, прищурясь. — Что ты несешь?
— Н’драто из Дома Убийц чуть не убил меня. — Она подошла к открытым ящикам и посмотрела на груды одежды и рассыпанные кассеты. — Если это не ты, значит, Шаи Малиа. Ты теперь маркграф. Разузнай, и ты поймешь.
Поч сделал обиженный вид:
— Шаи Малиа теперь моя жена, Джио.
— Так что — это дает ей право убивать? — Джиоти подняла пуловер с тисненым изображением синей планеты в клубящихся перистых облаках. — Дом Убийц не ликвидирует пэров бесплатно. Как ни грустно, отсюда к Убийцам ушли немалые средства, и я уверена, что это Шаи Малиа санкционировала их перевод. Она приняла на себя и твой долг, который сделал тебя маркграфом?
— Нет, Джиоти Одол, это сделала я. — Из-за закрытых дверей прозвучал голос Овери Скарн, и дородная женщина вошла в комнату, держа в руке какой-то серебристый предмет — слишком маленький для чармострела, но явно оружие — возможно, стреляющее дротиками. Она махнула этой штукой в сторону Джиоти. — Отойдите от вашего брата, пожалуйста.
Джиоти пошла на Овери Скарн.
— Если деньги дали «Шахты Бульдога», значит, вы сами сознаетесь, что перевод долга был незаконным. Я все еще маркграфиня.
— Уже нет. — Овери Скарн выстрелила, и с резким громким хлопком из дула вылетело пламя.
Пояс амулетов под передником Джиоти взорвался, рассыпав осколки наговорных камней по полированному дереву пола. От удара она отлетела назад и тяжело стукнулась о кресло, которое разлетелось вдребезги.
5
БОГОСТРОИТЕЛЬСТВО
Нокс сидел в Октоберленде один, прижавшись узловатой спиной к пятигранному обсидиановому алтарю, вытянув палки ног на гладком полу. Он был похож на неподвижный высохший труп. Морщинистые веки подергивались в глубоких иссохших орбитах, глаза дрожали, видя яркий дым, поднимавшийся спиралью от чадящего костра плоти внутри себя — это была его мерцающая жизнь. В одиночном заключении грудной клетки он ощущал себя чьей-то тенью, зачахшей, слабой и усталой. Кошмар очертил его своим кругом.
Что сталось с его жизнью? Он может прожить еще столетие, может быть, два. Но умирает сам мир. Наука, которую принес с собой из Светлых Миров почитатель дьявола Даппи Хоб, отравила Землю своими токсинами, задушила небо ядовитой жарой, испоганила реки и моря, ослабила землю и сорвала с нее леса. Хобу это было все равно. Он лелеял мечты о возвращении в Светлые Миры, желал подняться за пределы Высшей Реальности в сияние Творения. Оттуда он бы правил всеми мирами, чудовищно бессмертный. Но и его ваяла смерть.
Смерть.
Нокс стал олицетворением того самого бога, которого страшился. Скелет, обтянутый мумифицированной кожей, лицо перестало быть лицом — нос изогнулся высохшим стеблем, губы оскалились, обнажив обесцвеченные стертые зубы — он был живым воплощением жнеца. Он был — Смерть. И он боялся умереть.
Он никогда не умрет, часто повторял он про себя, хотя знал, что это не совсем правда. Он сможет вечно танцевать среди живых, только если магия сделает его моложе — и если не умрет планета.
Сама Земля менялась, становилась враждебной к человеческой жизни, которую он пестовал семь тысяч лет. Скоро останутся только морские черви да кратеры вулканов на океанском дне. Даппи Хоб проклял человечество и благословил морских червей.
Иссохшее тело Нокса качнулось, пытаясь стряхнуть кошмар, и снова затихло. «Бульдог, — подумал он, успокаивая себя присутствием в этом мире существа из более горячей реальности. — Бульдог обладает силой все изменить».
Бульдог отличался от Даппи Хоба своим неведением. Зверочеловек понятия не имел, как собирать силу в кулак. Но талисманы, которые за столетия создал Даппи Хоб, остались на месте: глобальная сеть городов, в которых амулеты-небоскребы сконцентрировали рассеянный Чарм самой своей формой.
Нокс знал о них. С его знанием и волшебством Бульдога можно будет изменить мир. Не только отвратить Смерть от него самого, но и всему человечеству принести пользу. Новая эра глобальной гармонии вытеснит неуемную жадность истории. Он снова обретет молодость, останется молодым вечно, и человечество посвятит свою замечательную энергию строительству Бога на Земле, а не самоуничтожению.
Вдохновленный надеждой, Нокс собрал к себе силу Октоберленда. Семь тысяч лет накопленного волшебства ширились вокруг него. Они дали ему силу встать. Он тяжело облокотился на алтарь, борясь с головокружением. Когда приступ прошел, он потянулся к измазанной урне на блюде кованого коричневого металла. И рука его вылезла оттуда с черной иглой. Что-то теплое блестело на ней, елей телесного жара, украденного у умирающей женщины.