Октоберленд
Шрифт:
— Его найдут. — Мэри отступила от юноши, у которого кожа покрылась испариной пота. — Придет полиция. Нельзя убить дюжину человек без того, чтобы кто-нибудь не узнал.
— Я могу делать все, что мне заблагорассудится. — Улыбка его стала тверже. — Но я с тобой согласен. Гордыня — первый шаг к падению. Зная это, я приму меры предосторожности. Дверной молоток будет снят. Дверь заделана наглухо. Этот дом принадлежит мне, и больше я сюда никогда не вернусь. Простое заклинание отгонит посторонних. И вообще, кому надо
Говоря это, он надвигался на Мэри, и она отступала.
— Одиннадцать погибших — и Дева, которую принесли в жертву до тебя — уже забыты. — Он потянулся к Мэри, и искорки посыпались от кончиков его пальцев. — Никто не знает, что они были здесь. Их тела стали пеплом. В этом мире от них ничего не осталось. Они просто исчезли с планеты, и любое расследование ни к чему не приведет. Октоберленд окончен. Ничего от него не осталось.
Мэри прижалась спиной к навесу кондиционера, и искристые пальцы ритуального убийцы нависли над ней, качаясь в гипнотическом ритме, светоносная рука выходила из запястья как цветок. Испуганные глаза Мэри сузились — она приготовилась к борьбе и спросила:
— И что ты думаешь со мной делать?
— Думаю? — Он свел ладони вместе, и воздух между ними взорвался эфирным пламенем — зелеными и синими сполохами, не излучавшими тепла. — Ты моя, Мэри Феликс. А что я хочу с тобой сделать, тебе лучше не знать.
Мэри дернулась в сторону, уходя от холодного огня.
Нокс сделал ей подсечку. Пока Мэри падала, ее накрыло сиянием, густые волосы встали дыбом, поднятые статикой, каждая волосинка горела язычком света. Навалился сон, и страх уплыл в сторону.
— Отлично, — выдохнул Нокс ей в ухо. — Теперь ты готова услышать, что должно быть сделано.
Он встал и руками дал приказ ее телу света встать вместе с ним. Зловещий ангел встал над ее бессознательным телом. Он был похож на нее, как злобная карикатура, ибо на самом деле являлся ее жизненной силой, только искаженной волей Нокса.
— Ты будешь моей женой-ведьмой. — Он протянул руку, и когда эфирная фигура взяла ее, водянистый огонь фантома стал ярче. — Ты вплетешь покорность в эту физическую форму. Ты вплетешь в нее желание. Я снова молод, и сок жизни бродит во мне.
Зловещий ангел лизнул воздух жабьим языком.
— Хорошо, хорошо! — Нокс разразился хохотом. — Ты заполнишь это женское тело желанием, направленным на меня, ее хозяина. А я поведу ее к месту новых обрядов — под землей, где рождается весна.
Размытая струя горящих волос вспыхнула на лице видения, и оно ухмыльнулось.
— Именно так, Мэри Феликс. Твое тело света повинуется мне, и ты тоже будешь мне повиноваться. Вместе мы спустимся с этих высот в глубины, где начинается похоть, все порождающая. Вместе мы сотворим Мэйленд.
7
ЭМИССАРЫ НЕЗНАНИЯ
В главном зале собралась толпа, занявшая все четыре яруса балконов и смотровых арок между гигантскими контрфорсами и высокими окнами в нишах стен. На галерке, под пересекающимися балками сводчатого потолка, сидела на деревянных скамьях публика попроще — рабочие с лесопилки, строительные подрядчики, ремесленники всех городских гильдий.
На кожаных сиденьях лож расселись коммерсанты, торговцы, инвесторы, обозревавшие увешанную амулетами трибуну с лорнетом в одной руке и биржевыми сводками в другой.
Городская элита заняла мягкие кресла в колоннадах: чармоделы в блестящих жилетах, мастера-чародеи, сверкающие колдовским металлом, и руководство «Шахт Бульдога» в шелковых туниках с огненными искрами наговорных камней — но среди них пока не было главного представителя, Овери Скарн.
Она стояла в плюшевой приемной рядом с главным залом, блистая бледно-голубым одеянием и наговорным поясом, крошечные лепестки украшали каштановые кудри. Раздувая круглые щеки и скосив глаза в гневе, она обращалась к маркграфу и его жене:
— Вы сейчас оба пойдете и будете приветствовать город. Эмиссары составили отчет, и вы обязаны официально его принять, чтобы их можно было спокойно отправить домой.
В тяжелом темном кресле сидела мрачная Шаи Малиа, подняв брови над намазанными тенями веками, подобрав под себя ноги в черных джинсах и скрестив руки на оранжевом топе. Ногти, покрытые голубым лаком, впились в руки выше локтей.
— Никуда я отсюда не пойду — пока еще не покурю дыма.
— А я тебе говорю, что никакого дыма ты не получишь, пока не выйдешь и не поприветствуешь эмиссаров и публику.
Овери Скарн не могла поверить, что ее наговорный пояс бессилен перед дымом коки. Наркотик оказался сильнее, чем она думала, сильнее, чем гранаты восторга и экстатические топазы! Она повернулась к Почу, который катался по комнате на роликах, оглаживая руками красные бархатные стены с отделкой синего дерева.
— Ты, иди сюда!
Ее обозленное лицо приблизилось, отраженное в зеркальных очках Поча. Он криво улыбнулся, не выпуская сигарету изо рта, и пролетел мимо. Штаны из парашютного шелка трепетали на ветру, когда он ехал вдоль стены, виляя между креслами.
— Мы пришли встречаться с эмиссарами наедине, — сказал он. — Пошли их сюда, и мы утвердим их отчет. Я не собираюсь выступать перед галеркой.
— На галерке твои подданные, — напомнила ему язвительно Овери Скарн. — Это же ваш город, маркграф.
Поч стряхнул пепел сигареты с красной рубашки.
— Это не мой город, Скарн. А твой. — Он лениво объехал вокруг своей мрачной жены. — И это не мои подданные — это паразиты. Каждый из них высасывает соки города, вгрызающегося в джунгли. Это не население, это рак.