Олег Рязанский
Шрифт:
– Да ладно уж, чего там… – засмущались пешцы, – мы тоже не разглядели да с копьями кинулись, а дело-то одно делаем, общее…
И они побратались.
Поменялись рубахами нательными, а кое-кто и нательными крестиками, половина бехлемешевцев – окрещеные.
Никто из них, за малым исключением, так и не узнает о дальнейшей судьбе друг друга, почти все падут смертью на поле бранном, и пешие, и конные. Судьба – не стрела, от судьбы не отвернешься, а пока пешцы зачихали от пыли, поднятой копытами лошадей конников. Но не озлились, как давеча. Помахали им вслед. Беклемешевы конники, все как один, в сапогах яловых, дегтем промазанных, а они, пешцы, все лапотные. Ну, и пусть. Зато ноги дышат и не преют портянки…
Тем временем, к московскому князю гонец с вестью:
– Радуйся, Дмитр Иваныч! Полк в шестьсот сабель привел к тебе пыросский князь Аликей!
– Почему так поздно?
– Издалека идем, – ответил предводитель зырянских воинов. – Сначала по реке Вымь плыли, потом – по Вычегде, потом по Сухонь-реке да на Чухлому, – да на Галич мерьский, да на Кострому, да на Ярославль… Это сколько верстовых дней набежало? Сам преподобный Стефаний Перьмский наше воинство собирал-благословлял, мы – дети его, им крещеные. До него нами, зырянами, руководил синерукий волхв Пама с бездонным сосудом жизни. Что делал? Изгонял плотскую и душевную болезнь. Облегчал смерть. Командовал рыбами, грибами, оленями, подземным дыханием Сык-Тыв-Кара, горючей жижею Ух-Ты, вычегдами, тоймичами, прилузцами и другими зырянами, пока не появился в наших краях Стефан из Устюга с проповедями о настоящей христианском вере. Тогда наш синерукий Пама забил тревогу в свой бубен размером с тележное колесо и предложил пришельцу померяться силами: кто сумеет босым пройти по огню и не обжечь ступни, а по воде – не замочив ног, того и вера крепче. Пришелец с Устюга согласился и стал разуваться… Наш старый беззубый Пама увидел и отступился… Растоптал свою шапку из трехполосной шкуры снятой с барсучьей головы живьем, изодрал в клочья свою бороду в знак поражения. Сложив таким образом с себя полномочия, прилюдно дал согласие на переход в новую веру всего своего народа, подтвердив согласие страшной клятвой на шкуре медведя с посеребряными когтями…
До прибытия пыросского князя со своим воинством, Дмитрий Иванович и слыхом не слыхивал о каких-то зырянах, обитающих невесть где. А они, зыряне, проведали о его нуждах и пришли в помощь…
Воеводы московские извертелись карасями на сковородке, слушая затяжную песнь князя Аликея о своей удивительной земле, где день зимой превращается в ночь, бурые медведи – в белых, а рыбьи существа вылезают из воды, передвигаются посуху и зубы у них длиной с локоть, и всем этим верховодил главный бог Перм – родной брат русскому Перуну, литовскому Перкунасу, индийскому Пурушу…
Есть люди, устающие от затяжного монолога рассказчика, но московский князь обладал редким даром правителя – умением слушать, не прекословя до времени, подбадривая и поощряя то кивком головы, то улыбкой. Этому искусству обучился у своего крестного отца Алексия – митрополита всея земли русской. Опытного политика по делам мирским. Верного соратника преподобного Сергия Радонежского по делам духовным. И сейчас московского князя не отвлекали нарочитые зевки воевод во всю ширь распахнутых ртов. Даже утробный всплеск донской волны в неурочный час оставил его спокойным, хотя воеводы моментально отреагировали общим вскриком. Еще бы! У всех рек один-единственный стрежень, а у Дона почему-то два! И две убойных волны! Это они ударили о высокий правый берег Дона!
Идут, идут ратники. Ваняты, Вышаты, Сердяты, Путяты… Бочкари, шишкари, перепелятники… Сражение на носу, а они шуткуют:
– С чего бы это, люди добрые, змеюки подколодные из-под земли повылазили, меж ног шныряют, идти мешают?
Сотник и за гадюк в ответе:
– Так Никитин день ныне, люди-голуби, позабыли? С этого дня нечисть лесная: водяные с болотниками, омутятки с чарусниками дружно отправляются до весны на покой. Исчезают с глаз людских уховертки, водоплюйки, ненасытники, заразники, нетопыри и прочие. Поколобродили и хватит.
В ответ затрещало что-то, заверещало, из-под ног ратников птицы прочь прыснули, а два кондовых дерева качнулись и рухнув перегородили путь! Ополченцы замерли, крестясь мелко:
– Свят, свят… пронеси Господи!
Сотник тут как тут с объяснением:
– Не бойсь, люди-голуби, все идет как по-писаному: был бы лес, а леший обязательно будет. Это он напоследок хулиганничает, устраивая свои потешки: деревья ломает, зверье гоняет…
– Ату, их, ату! – азартно завопили ратники, углядев зайцев, неистовой оравой перебегающих дорогу! Из камышей им вслед выпь – птица с носом цапельным и бычьим голосом по-страшному заухала: у-ух-бух!
– Не иначе, длинноухих в три шеи гонит на свою сторону леса леший, что выиграл их ночью в карты у соседнего лешака, – пояснял сотник, добавляя нравоучительно, – с соседом дружись, а за карман держись!
– Восемнадцать косых, девятнадцать косых, двадцать! – подсчитывали зайцев ополченцы.
Спустя некоторое время через дорогу, но в обратном порядке побежала другая толпа зайцев.
– Похоже, те же самые длинноухие возвращаются к прежнему хозяину, – объяснил сотник, – видимо, выяснилось, что его дружка лешака бес попутал… В соблазн впал, играл не по-честному, а в карты крапленые.
– Девятнадцать косых, двадцать… – пересчитывали зайцев ополченцы.
– Двадцать первый! – закричал Иваньша. – Один лишний! – и хвать лишнего за уши!
Знать, не все, что с возу упало – пропало!
Идет, идет войско дорогой протоптанной. Много народов пересекало ее. Вождь гуннов Атилла скакал тут, оп-оп! Хазар гнал через Дон киевский князь Святослав Игоревич, гоп-гоп! Половецкие конники мчались во весь опор, хоп-хоп! Хорошо унавожена донская земля, обильно полита людской кровушкой и сколько ее еще прольется!
Ох, длинна дорога до поля бранного, ох, коротка дорога до сечи лютой! Идут, идут ратники верстами немерянными…
Эпизод 13
Перебежчик
Чужая душа потемки
Б это раннее сентябрьское утро Мамай вторично решил проверить на прочность нервы князя московского. Обычным проверенным способом: растревожить строй урусских воинов, укусить и назад. Молча. Пусть московский князь Митя чихает в раздражении от непонятности. Для этого и используют специально подготовленный отряд конников, обычно двигающийся застрельщиком впереди войска.
Через час-другой бешеной скачки, пять сотен мамаевых всадников остановились в прямой видимости московской пешей рати. Развернулись полусотнями и замерли. Московиты опомнились, перестроились, ощетинились копьями и тоже замерли.
Час прошел в молчаливом противостоянии. Солнце так расщедрилось, что земля взопрела под ногами. От тишины в ушах колокольный звон. Не выдержал затяжного напряжения один из русичей, жила ожидания в нем лопнула, рванул рубаху на груди, закричал истошно и с копьем наперевес рванул к строю вражьих конников.