Олег Рязанский
Шрифт:
Изготовился лучник, растянул тетиву от уха до уха, чтоб наверняка, сказал самому себе: “хорошая мишень для попадания…”
С начала битвы, Щур дважды подбегал к Брэньку.
– Стоишь? – спрашивал.
– Стою! – отвечало начальство.
А когда на третий раз подбежал и увидел, как упал Брэньк на землю со стрелой в груди, выполнив до конца приказ князя московского – стоять насмерть, то в отчаянья завыл волком. Жалостливо, сострадательно, пронзительно. На самой высокой ноте! И в тесноте боя, свои и чужие лошади стали топтать Щура копытами! Как волка!..
– На миру и смерть красна! – кричали пешцы на поле боя, отражая врага тесной толпою и бились, бились, не отступая, пока не остались лежать на земле живыми
С этой атаки и пошел отсчет победного дня войска русского! Мамаевы рати дрогнули и, бросая раненых, обозы, отстающих, обратились в беспорядочное бегство!
Закончилась беспощадная битва и каждый воин остался сам с собою наедине. Отрешенный от всего, опустошенный, обессиленный… Восемь дней “стояли на костях” оставшиеся в живых русские воины. Ходили полями, оврагами, облесками и кричали:
– Есть кто живой? Отзовись… Подай знак рукой… ногой… Вздохом…
Потом стали наклоняться к лежащим, шевелить их, переворачивать..
Потом хоронили… Смерть у каждого была своя. У кого в конце полета стрелы, кому-то отсекла голову сабля шустрая, кто-то повис на острие копья, иной лежит, конями истоптанный, и голубыми глазами смотрит в синее небо. А живой воин сидит под деревом и плачет. О павшей лошади:
– Конь был, что ветер! Как молния! Обгонял стрелу, пущенную на всем скаку! Перед битвой поил коня из серебряного шлема воеводы московского… Хвост в тугой узел завязывал… [12]
Хоть и говорят, что в одну и ту же воду нельзя дважды войти, но воины входили. Живыми и мертвыми. Один, даже, успел крикнуть: за что смерть-то, я и мечом не успел взмахнуть?
За него это сделали другие, что выжили на Поле брани! Мои предки, твои предки, наши предки: Коляничи, Вятяничи, Кривиничи, Залесичи, Славиничи, Громыничи, Яриличи, Мишаничи… Под стягом княжеским, под щитом справедливости с верой в свою Победу!
12
Знаменитым лошадям, как и людям, оказывали почести прижизненно и посмертно. Римский император Гай Калигула для своего любимого коня по кличке “Быстроногий” построил конюшню из мрамора и ясли из слоновой кости.
Три с половиной тысячи лет назад царь Кипра послал египетскому фараону письмо с традиционным пожеланием: “Желаю здоровья Вам, Вашей семье и Вашим коням!” (В.И. Гершун, Беседы о домашних животных, М. 1992 г.)
В 1150 году владимиро-суздальский князь Андрей Боголюбский, сын Юрия Долгорукого, своего израненного коня, который вынес его из схватки и пал мертвым, похоронил в кургане на реке Стырь, правом притоке Припяти, и воздвиг коню памятник “комоньства ради” за конское мужество. (Н.М.Карамзин, История государства Российского, М, 1991 г.)
Многих павших воинов приютил Дон. На дне великой реки им хорошо. Тихо. Спокойно. Качаются диковинные растения, плавают золотые рыбки, благодать… Вытесненных смертью из земной жизни, приветливо встречали в раю пресветлом…
На Щура, не до конца затоптанного конями, наткнулся Федор Шиловец с разорванным ухом. Оба обрадовались. И победе, и друг другу.
Победа! Счастье-то какое! Но никто из живых не получил ни ордена, ни медали, ибо в то время таких наград еще не было.
Первый орден на Руси – медный крест с тисненой надписью: “… в лето 1393 года сей крест получил раб Божий…” и далее пустое место для имени – прозвища, найден археологами в древнем городе Звенигороде. Судя по находке, награда не нашла своего героя… По какому же
С испокон веков самой престижной добычей победителей было не злато-серебро, не пленные, а захват знамен. Вспомним, как после победы советских войск над гитлеровской Германией в мае 1945 года, спустя месяц в Москве, на параде солдат-победителей, склонились на брусчатке перед Кремлем двести захваченных в боях вражеских знамен со свастикой вместе с личным штандартом Гитлера!
Эпизод 17
Напасть Тохтамышева
Войну хорошо слышать,
да тяжело видеть.
О столь важном событии – перемене власти в Золотой Орде, князья русские узнали от ханских посланников. В ответ, соблюдая этикет, отправили поздравления, щедро приправленные подарочными наборами семи видов, что в совокупности означало признание власти Тохтамыш-хана. Но подношения, видимо, не соответствовали запросам новоиспеченного восточного правителя. Возомнив себя властелином половины обозримой земли, он возжаждал признания со вселенским размахом: с балдахинами-паланкинами, павлинами-пингвинами, слонами-крокодилами… Однако, львы с кентаврами отсутствовали и Тохтамыш-хан потребовал от князей личного приезда в Орду в сопровождении дани-подати, как было заведено со времен хана Батыя.
– И как поступили князья?
– Вместо того, чтобы уплатить дань и спать спокойно, они отмолчались. Но Тохтамыш оказался не из забывчивых. Лишиться денег за просто так? Не бывать этому! Годовая дань князя московского Орде исчислялась восемью тысячами рублей, крупной по тем временам сумме, и Тохтамыш-хан для устрашения Москвы пошел на крайние меры. Используя фактор неожиданности, с налету, с наскоку подошел к волжской переправе, куда стекались суда с Оки, Камы, Астрахани для разгрузки-перегрузки товаров, где, бывало, разбойные ушкуйники новгородские грабили суда купеческие. На этот раз суда захватил Тохтамыш-хан для переправы через Волгу своей отборной конницы…
Вопреки мерам предосторожности, весть о переправе в тот же день достигла ушей князя рязанского и он сделал правильный вывод – тайно и быстро Тохтамыш-хан не на охоту едет, а войною идет!
Первым делом отправил весть эту князю московскому согласно договору, заключенному меж ими год назад.
Затем озаботился заворачиванием войска тохтамышева с прямой дороги на обходной путь, дабы не шла вражья сила поперек рязанской земли, наиболее уязвимой в этом направлении. Не теряя зря времени, самолично отправился к Федору Шиловцу – бессменному предводителю рязанских шлемников с наказом проникновения в тохтамышевы ряды в любом обличья, под любым соусом:
– Что хочешь делай – козлом скачи, мелким бесом крутись, вой волком, но замедли путь тохтамышевой конницы!
Федор Шиловец, по обыкновению, вступил в пререкания:
– Ольг Иваныч, одному трудно без дельного помощника, умеющего говорить одно, а делать другое… – и замолк в ожидании привычного разноса княжьего за излишние рассуждения. Но к удивлению Шиловца, князь рязанский возражать не стал. Впервые в жизни! Ответил с благодушием:
– Кого желаешь – того и бери.
– С радостью, да все мои шлемники в разъездах… Есть, однако, под рукой один… Чужой, но верный.