Олег Рязанский
Шрифт:
– Кислятина… – отведав, отреагировал Тохтамыш-хан.
– Зато много пользы. Отчего русский мужик крепок лбом и задним умом? Оттого, что вкушает яблоки молодильные. И ты рви-рви да за пазуху клади. После гостевания в юрте у любимой ханши спасибо-рахмат скажешь… – нахваливал дармовой придорожный товар проводник-путеводитель, в миру – наш старый знакомец Федор Шиловец, радуясь, что охомутал Тохтамыш-хана на три четверти часа по любому времяисчислению. Ольг Иваныч, князь рязанский, рад будет, на войне каждый час на вес золотого яблока молодильного.
Через
– Обычный след медведя-шатуна… – и чувствуя непонятливость на лице ертоульщика, спросил, – в прикаспийских твоих степях какой самый страшный зверь?
– Волк!
– Так вот, твой волк для нашего медведя, что для твоего волка суслик, понял? Наш медведь главнокомандующим у зверья числится, как хан у людей. При взгляде на него у самого храброго человека селезенка екает. Даже опытный охотник остерегается медвежьих объятий. Заломать медведя почетно, знатная добыча, ханская.
– Была бы охота – охотнички отыщутся! – вошли в азарт огланы-царевичи, раскручивая арканы.
На такую реакцию и рассчитывал Федор Шиловец, прихватив по пути Сергача-медвежатника с его другом Михаил о Потапычем. Сергач с двух слов понял что к чему и с какого боку. Как мог разъяснил своему воспитаннику. Тот тоже понял и постарался так наследить, что ввел в охотничий азарт два десятка ордынских охотничков.
Поначалу Тохтамыш-хан противился увещеваниям своих сподвижников, но в конце концов сдался. Сумели высокородные огланы-царевичи уговорить его, намекнув о том, что не зря же они помогли Тохтамыш-хану сесть с почетом на белый ханский войлок.
В пререканиях четверть часа пролетело одним махом. Огланы-царевичи спрыгнули с коней, проверили стрелы, ножи, кинжалы, очки солнцезащитные… Пока они шли по запутанному медвежьему следу, деля шкуру еще не убитого медведя, проводник, как мог, развлекал Тохтамыш-хана охотничьими побасенками:
– Медведь на запах любимой еды две версты пройдет на задних лапах! Не видя – не поверить, что эдакая громадина не брезгует рыться в отбросах, выискивая лакомство – личинки майских жуков величиной с коготь, а у самого морда во – глядеть страшно! Если кого медведь за ухом дыханием пощекотал, тот, как говорится, и куста боится…
Через час вернулись охотнички. Охота провалилась. Следы были, а медведя не было… В итоге, как подсчитал в уме проводник-наводчик, у Тохтамыш-хана два часа с четвертью походного времени пошло коту под хвост! Чему непременно будет рад Ольг Иваныч, князь рязанский, даже император Наполеон Бонапарт радовался, когда маршалы выигрывали ему полчаса времени в период стратегических перемещений.
На всякий случай у Федора Шиловца про запас присмотрены были семьдесят скифских курганов с земляными шапками-шлемами на потуданьском притоке Дона, и сорок курганов – на воронежском;
На очередном повороте к Тохтамыш-хану подъехал предводитель ертаульщиков:
– Тысячу извинений за неприятные твоему слуху известия, но, будучи на твоем месте, я бы поостерегся доверять урус-проводнику. Его поведение настораживает, присосался к тебе пиявкой… Даже конь его подозрителен, перед левым поворотом правым глазом мигает, перед правым поворотом – левым подмигивает и ржет с акцентом!
– Для обвинений нужны более веские доводы.
– Раздобуду непременно, всякий пакостник оставляет следы.
– Тогда и поговорим, я еще не позабыл с почти обезноженной коннице.
– А теперь он обезноживает тебя. Убери его, прогони, убей без всяких расследований! Подозрительный человек всегда лишний!
Тохтамыш-хан не успел ответить – едущие впереди конники остановились будто вкопанные – на противоположном берегу Дона они увидели баб! То в скоплениях, то в гордом одиночестве, а на самом возвышенном месте – Золотую Бабу! Без рук, без ног, одно тулово, а смотреть, глаз не отвести.
Прикидываясь неподвижными, бабы исподтишка наблюдали за действиями остолбенелых людей. Даже Тохтамыш-хан чуть не окаменел от удивления, а его именитый сподвижник Карамурза воскликнул:
– Это же наши степные бал балы!
– Были ваши – стали наши, – поправил проводник-путеводитель, – силком сюда их никто не тащил. Сами пришли. Добровольно.
– А водные преграды Дон с Волгой как они преодолевали?
– Зимой. По замерзшей воде. Бабы, сам знаешь, существа столь вредные, ежели что задумают – непременно выполнят.
– Гляди, хан, бабы приветствуют нас, руками машут, к себе зовут! – восторженно завопили конники, в едином порыве бросая коней в тяжелую воду Дона.
Под гнетом обстоятельств Тохтамыш-хан распорядился раньше времени встать на ночлег. Конники обрадовались, костры развели, шурпу варить поставили, бурдюки развязали, расслабились… А наутро половина воинства жаловалась своим сотникам, что бабы урусские вконец их измотали: то пели, то скрежетали зубами…
– Они же каменные! – недоумевали сотники.
– Это они днем каменные, – возражали воины, – а по ночам оживают и требуют к себе внимания, слов ласковых… ежели бабы чего захотят – непременно того добьются. Ну, мы расстарались и вконец обессилели! Теперь телу отдых полагается для восстановления сил потерянных…
С точки зрения обиходности жизни: не умеешь – не берись. С точки зрения инакомыслящих тоже вполне объяснимо. Ветер дул? Дул. Низовой и с верховий. С разновеликой силой и скоростью проникая во все отверстия окаменелых баб, вызывая ответную реакцию. В согласии с учеными выкладками либо вопреки, но по ночам от баб действительно исходили стоны, плачи, хохот гомерический и прочие звуки. В темноте да под ударами ветра бабы кого хошь с ног свалят, как бы то ни было, но утром половина воинов лежали в лежку.