Олег Верстовский — охотник за призраками

Аллард Евгений Алексеевич

— Попаду! Я и в не такие места пробирался, — заявил я.

— Хвастун, — щёлкнув меня по носу, проворчала Милана.

— Ну, вот такой я, привыкай, что у тебя будет такой муж. Будет везде лезть, и хвастаться своими подвигами.

Она положила мне руки на плечи и счастливо улыбнувшись, проговорила:

— Привыкну.

Но я решил испортить такую замечательную минуту и настойчиво спросил:

— Ну, так что, Милана, Григорий что-то говорил о сделке?

Милана помрачнела, оторвалась от меня, и взяла очередную сигарету.

— Я не придавала этому значения. Гриша говорил, что Мельгунов предлагал ему какое-то гнусное дело. Но ничего особенного не рассказал, только предостерегал, чтобы я держалась подальше от Мельгунова. Олег, я прошу тебя — не ходи к нему. Это бесполезно! И опасно.

— Так почему именно опасно? Расскажи… — настаивал я, как вдруг услышал стук в дверь и голос Верхоланцева:

— Милана, ты не спишь? Нам надо поговорить…

Я взглянул на Милану с немым укором, хотя откуда она могла знать, что муж вернётся так рано — в три часа ночи?

Я быстро натянул брюки и, схватив рубашку, кинулся к балкону. Милана остановила меня, судорожно прильнула, впилась в губы, будто страшась отпустить меня, но через миг уже довольно ощутимо подталкивала к «запасному» выходу. Я перелез через увитые цветущим плющом шпалеры на балкон рядом. Прыгать со второго этажа мне показалось не рациональным. Потолки в номерах были метра четыре, я мог что-нибудь себе сломать, и представлял бы жалкое зрелище. Я подёргал ручку балконной двери — заперто, как назло. Но зато здесь оказалась рядом пожарная лестница, по которой я быстро спустился вниз до первого этажа и бросил взгляд вниз — до земли оставалось метров десять. Я быстро забрался наверх, и замер, услышав знакомые голоса. Любопытство репортёра заставило решиться на отчаянный поступок.

Я перебрался на балкон, проскользнул в полуоткрытую дверь и выглянул в щёлку между плотных штор. Номер представлял собой довольно скромное помещение, с низким диванчиком, обитым бежевым полотном и парой кресел. Под потолком медленно вращался большой вентилятор. На диване восседал Розенштейн и широкоплечий брюнет с недельной щетиной, в котором я узнал одного из администраторов реалити-шоу. Продюсер с хмурым видом листал какие-то бумаги, ворчал себе под нос матерные ругательства. Они долго обсуждали непонятные для меня вещи, сверяли цифры. Брюнет несколько раз угодливо подливал в бокал Розенштейну из бутылки с янтарно-коричневым напитком. Розенштейн выпивал залпом, словно яблочный сок и вновь углублялся в бумаги.

Прохладный бриз, вначале приятно обдувающий моё разгорячённое после свидания с Миланой тело, превратился в пронзительный ветер, постепенно я начал замерзать. Над горизонтом посветлело, звезды гасли одна за другой, будто кто-то невидимый выключал крошечные фонарики, перистые облака снизу уже подсветило первые лучи солнца. Время тянулось утомительно долго, я начал ругать себя за то, что решил подслушать ничего не значащий разговор. Наконец, Розенштейн бросил папку на стол, тяжело вздохнул, и прошёл к балкону. Я молниеносно оказался на лестнице и спустился чуть вниз.

— Что там с этим…удаком? Нашли его? — услышал я над собой недовольный голос продюсера.

— Нет, не нашли пока. Но что ты волнуешься, дорогой, — с сильным кавказским акцентом, ответил собеседник, и, облокотившись на ограждение, закурил. — Прячется где-то в городе, или сдох уже. Из города он точно не уезжал, мы проверяли.

— Чует моё сердце, ублюдок этот знает, где он, — добавил задумчиво Розенштейн, я превратился в слух. «Ублюдком» являлся я, это я понимал. — Что вы про него узнали?

— Да ничего особенного. Ну да, журналист. Но совершенно неизвестный. Работает в каком-то говённом журнальчике, нищеброд, живёт в Красногорске, хибара от бабки досталась. Давид, скажи только слово, и мы этот вопрос решим мгновенно.

— Нельзя, Хозяин против, — зло проскрипел Розенштейн. — Какой-никакой, а журналист. Если что — вся эта шатия-братия набежит сюда со всех сторон. Нам лишнее внимание совсем ни к чему. Но как он пронюхал про Северцева? Ну как, Рахмет? Ведь явился прямо в то самое место!

— Извини, пропустили.

— Извини, пропустили, — передразнивая собеседника, пробурчал Розенштейн. — Хорошо хоть удалось замять это дело с ментами, черт бы их побрал. И Вершка приручить, сдал он все-таки Лифшица. Как не упирался, старый козел, а сдал. В следующий раз вторым будет мой человек, и все будет по-моему! — воскликнул он громко, с силой ударив ладонью по ограждению. — Глаз с репортёра не спускайте, — добавил он зловеще.

— Это само собой, — быстро ответил Рахмет. — Пока ничего особенного не делает. Никуда не лезет. Живёт у Колесниковых.

— Кстати, кто они ему?

— Да никто. Похоже, приехал отдохнуть просто.

— Ну, а Самарина не может он прятать у Колесниковых? — предположил Розенштейн.

— Мы весь дом вверх дном перевернули — ничего.

Я вздохнул с облегчением, «охрана» сработала железно, а лже-менты побоялись признаться начальству, что испугались призраков в подвале.

— Что ещё делает? — громко зевнув, поинтересовался Розенштейн.

— Ну, шлюху эту трахает. Иногда на катере катает, иногда в кафе водит. Быдло.

Меня передёрнуло от отвращения, безумно захотелось влезть наверх и дать в морду Рахмету. Розенштейн захихикал:

— Давно надо было Вершку рога наставить. Слишком он зазнался. Да я такой гений, такой великий режиссёр, а за собственной бабой уследить не может.

— Странно, что он до сих пор его не пришил, — задумчиво проговорил Рахмет. — Я бы давно ему яйца оторвал, а этот старый пердун слепой что ли? Или виды имеет на этого смазливого репортёришку?

— Да не слепой, выгодно ему так…