Оленин, машину!
Шрифт:
Но и просто так продолжить наш разговор не могу. Не хочется выглядеть в глазах девушки пустобрёхом. Потому решаюсь на крайнюю меру. Наклоняюсь к ней чуть ближе через стол и говорю загадочным голосом.
— А ты знаешь, Зиночка, что моя бабка по материнской линии была ведуньей?
— Как это? — таким же таинственным тоном отвечает девушка, продолжая смотреть на меня с интересом и затаённым страхом. — Это ведьмой, что ли?
— Ну при чём тут ведьма. Ты же комсомолка? — спрашиваю.
— Конечно!
—
— Ага!
— А ведунья — это та, что видит будущее. Не гадалка, не предсказательница. Она просто… Ну вот бывает такое: словно затмение какое на неё находит. Сядет у себя в комнате, кота чёрного на колени положит, посидит так часок-другой. Потом выходит и говорит: «В следующую среду Митька-тракторист с Васькой-механизатором подерётся. Из-за Ленки, а победит Васька, у него под рукой лопата окажется». Всё.
— Что всё? — спрашивает Зиночка поражённо.
— Так и сбудется, представляешь!
— Ох… — она глядит на меня, потом чуточку щурится и тянет уголок рта в сторону, усмехаясь едва заметно. — Это вы всё шутите так, да, товарищ старшина?
Меня так и тянет сказать ей: «Вот те крест!» и осенить себя знамением, но вовремя спохватываюсь:
— Честное сталинское!
Зиночка перестаёт улыбаться.
— Конечно, бывало, что бабка и ошибалась. Но очень редко и по мелочи. Так вот, я всё это к чему веду? Мне её дар передался. Могу рассказать, например, что будет послезавтра. Только тс-с! — приложил палец к губам. — Это сейчас самая что ни на есть главная государственная тайна. Если расскажешь кому — всё.
— Что всё? — дрожащими губами спросила Зиночка.
— Расстреляют, вот что, — сказал я, и девушка побледнела так сильно, что стало заметно даже при тусклом свете лампочки. Поняв, что перебрал с впечатлением, я быстро взял кружку и протянул ей. — Ну-ка, глотни чайку. И сахарку погрызи. Полегчает. Чего разволновалась так? Думал, ты девушка не болтливая. Или ошибся?
Зиночка быстро выполнила, что требовалось, помотала головой.
— Я никому!
— Поклянись.
— Клянусь именем Ленина-Сталина!
Я едва удержался, чтобы не улыбнуться. Какие всё-таки люди были наивные почти сто лет тому назад. Но и простые, светлые. Без двойного дна. Вон даже тот здоровяк. Не понравился я ему, обиделся он. Пришёл мне морду бить. А мог бы в спину выстрелить из леса. Кто б потом нашёл его?
— Послезавтра, 9 августа, войска нашего фронта перейдут в наступление. Начнётся советско-японская война. 2 сентября Япония капитулирует, как это раньше сделала фашистская Германия. И всё, Зиночка. Мы с тобой поедем домой.
Девушка выслушала молча. Лицо у неё было такое, словно до её ушей долетело некое откровение. Настолько сильное, что заставило Зиночку
— И как вы… об этом… узнали?
— Задремал возле машины. Вот и привиделось, — ответил я просто, словно речь шла о чём-то незначительном. — Может, оно и неправда, а всего лишь сон.
Хоть и постарался уменьшить произведённое впечатление, — на всякий случай, — Зиночка не смогла сильно расслабиться. Но зато я добился главного: смотрела на меня теперь заинтересованными и очарованными глазами.
— Это ещё что! У меня таких видений много было.
— Да? И можете рассказать?
— Зиночка, а что это ты мне всё выкаешь? Давай уже на «ты», я ж не такой старый.
— Конечно, прости, — смутилась она и принялась суетиться на маленьком столике. Принесла тушёнку, подрезала хлебушка, а потом подмигнула мне задорно, и вскоре перед нами возвышалась бутылочка беленькой. Самой настоящей, с сургучной печатью на горлышке.
— Вот, — робко сказала Зиночка. — Приберегала для особого случая.
«Это и есть он, милая, тот самый случай: я к тебе заглянул на огонёк», — сказал я, сбивая печать ножом.
В блиндаж я вернулся только под утро, сильно не выспавшийся. Да и как бы это сделать, если Зиночка оказалась девушкой ну очень жадной до ласк? И сам, чего скрывать, соскучился по женскому вниманию. Потому и покидал склад, когда часы показывали почти пять утра.
Моё возвращение, кажется, никто не заметил. Но утром выяснилось: ошибся. Серёга Лопухин, когда умывались, хлопнул по плечу и сказал тихо, чтобы остальные водители не услышали.
— Не знал, что ты, Лёха, такой ходок! Смелый к тому же. Что, навестил родственницу лейтенанта Лепёхина?
— Кто, я? — изумился в ответ, намыливая руки, лицо и шею. Потом пофыркал, обливаясь ледяной водой и обтирая обнажённое до пояса тело.
— Ну не я же! — усмехнулся Лопухин. — Смотри, Оленин. Допрыгаешься. Узнает лейтенант, три шкуры с тебя спустит.
— Руки коротки, — ответил я. — К тому же он не мой командир, да и вообще. Мы из СМЕРШ!
— Так-то оно так, но всё же… — задумчиво произнёс Серёга.
— Вот потому, — сказал я, вытираясь полотенцем, — ты, друг мой ситный, до сих пор холостым ходишь. Ты вообще хоть знаешь, как там у баб чего устроено, воин?
Лопухин, который был меня лет на десять помоложе, смутился. Даже покраснел. Он-то, хлопая меня по плечу, хотел казаться старше и всем показать: смотрите, мол, какие мы со старшиной друзья-приятели! А это значит, что я ему ровня. Только на поверку выходило, что передо мной — типичный пацан, желающий казаться старше и опытнее. Интересно, а с чего это он, рядовой, мне, старшине, решил ровней стать? Что-то скрывалось с прошлом Оленина, и пока его память не спешила раскрыть данный секрет.