Оленин, машину!
Шрифт:
— Стой, Сергей, — не выдержав, я ухватил следака за рукав.
Добролюбов остановился, посмотрел удивлённо:
— Что такое?
— Не нравится мне всё это, — сказал я.
— Паранойя замучила? Да, старшина? — усмехнулся командир отряда.
— Лучше пусть так, чем потом наши родные похоронки получат, — проворчал я, продолжая с тревогой смотреть в сторону деревни.
— Сержант нам что сказал? Марченко и Прокопов — самые опытные. Многое прошли, разведчики. Думаешь, японцы смогли их обмануть?
— Не знаю, — неуверенно ответил я. — Но давай двигаться осторожно.
—
Мы двигались осторожно, почти бесшумно, шаг за шагом продвигаясь вдоль улицы деревни. Каждое наше движение было выверенным — никто не спешил. В воздухе стояла неприятная сырость, ощущалась гниль, словно сама земля под ногами пропитывалась тревогой. Дождь недавно закончился, но на земле ещё оставались лужи, в которых отражались низкие облака. Всё вокруг было серым и мрачным, только мокрые стены убогих домишек из глины и палок, крытые рисовой соломой, в какой-то мере оживляли этот гнетущий пейзаж. Тишина была пугающей — не было ни людей, ни звуков.
Я вспомнил, что на современном языке это называется «зачисткой». Только пока этот термин здесь никто не употребляет. Он станет особенно популярным много лет спустя, когда нашим бойцам придётся прочёсывать афганские кишлаки, а спустя десять лет — горные аулы. С той лишь разницей, что первое будет происходить за границей, а второе — на собственной территории. Парадокс современной истории.
Я уже участвовал в подобной операции несколько недель назад, когда наш отряд освобождал один посёлок. С тех пор это стало привычным: прочёсывание, проверка каждого дома, каждого закоулка. Тогда, как и сейчас, в голове держалась мысль — не дать противнику шанса застать нас врасплох. Тем более японцы — ребята отчаянные. Камикадзе нам пока не попадались. Но кто знает, какими эти диверсанты окажутся?
Жилин двигался впереди, его взгляд метался по окнам и дверям. Сержант крепко сжимал автомат, готовый в любую секунду открыть огонь. За ним следовали остальные, каждый контролировал свой сектор. Я шёл немного в стороне, прикрывая фланг. Сердце билось ровно, но внутри всё равно чувствовалась напряжённость. Кто знает, что может скрываться среди этих убогих построек?
Подходя к очередной фанзе, я остановился. Прислушался. Подошёл ближе к окну, но в полумраке ничего не разглядел. Подождал пару секунд, затем медленно потянул расположенную рядом дверь на себя, стараясь не делать лишнего шума. Заглянул, в любую секунду ожидая выстрела. Внутри никого. Тишина, лишь влажный запах дерева и земли. Да, бедно живут китайские крестьяне. Видать, японцы держали их совсем в чёрном теле, не давая разбогатеть. Нищета буквально бросалась в глаза.
Мы двигались дальше, проверяя дом за домом. Деревня выглядела покинутой, но в воздухе всё равно витало напряжение. Лейтенант, шедший рядом, казался таким же сосредоточенным, как и я.
— Чисто, — тихо прошептал Жилин, выходя из очередной фанзы.
Я только кивнул. Но всё равно оставался начеку. Недавняя зачистка в посёлке, где я командовал штурмовым отрядом, не прошла гладко. Тогда мы потеряли нескольких бойцов из-за скрытой засады. Эта деревня тоже казалась слишком тихой, потому я не собирался расслабляться.
Мы
Яблоко было крупным, красным. Оно очень контрастировало с той серостью и убожеством, что царили вокруг. Пока бойцы поводили стволами автоматов, осматриваясь, я упёрся взглядом во фрукт, не в силах оторваться. Даже сглотнул невольно: как же захотелось прямо сейчас впиться в упругость яблока зубами! Ощутить, как его кисло-сладкий сок наполняет рот и стекает по подбородку. Похрустеть, пережёвывая, насладиться моментом…
— Семченко, куда?! — от приятных мыслей меня оторвал короткий вскрик сержанта Жилина. — Назад!
Я проследил взглядом. Оказалось, что один из бойцов, — молодой парень с веснушчатым лицом, — быстро отделился от основного отряда и быстро пошёл в сторону бывшего рынка, огибая площадь по периметру. Приказа сержанта он ослушался, а кричать так, чтобы привлечь к нам ещё больше внимания, Жилин не захотел.
— Куда это он? — удивился лейтенант, тоже наблюдая за Семченко.
— Судя по всему, решил местными фруктами поживиться, — сказал я.
Лейтенант нахмурился.
Мы втроём, — остальные продолжали наблюдать за обстановкой, — смотрели с интересом, как рядовой Семченко нарушает приказ. Вот он добрался до рынка. Замер, осматриваясь. Двинулся между рядами, пригибаясь. Дошёл до стола, на котором лежало то самое яблоко. Присел, подождал. После протянул руку и быстро стянул фрукт. Сунул в карман. Наклонился и стал возиться за прилавком. Послышался шум досок.
Вскоре Семченко вынырнул из-под стола и поставил перед собой целый ящик с яблоками.
— Смотрите, товарищ сержант, что я нашёл! Здесь на всех хватит! — закричал он радостно.
Выстрел грохнул недалеко, но очень отчётливо в тишине. На груди бойца расцвела алая роза. Раскинув руки в стороны, он повалился навзничь и, бухнувшись всем телом на мокрую землю, замер.
— Все в укрытие! — закричал сержант.
Мы бросились прятаться. Выстрел означал, что где-то поблизости снайпер.
Пока двигались, в нашу сторону раздалось ещё несколько выстрелов. К счастью, пули ни в кого не попали. Но нам пришлось забраться в несколько домишек и сидеть, думая, как быть дальше.
— Кто видел, где эта сука?! — вскрикнул Жилин.
— Слева дом двухэтажный. Под крышей слуховое окно. Там он, товарищ сержант! — ответил кто-то из сумрака.
Мы все были полны ярости и желания отомстить за нашего товарища. Да, мальчишка совсем, дурость сделал и из-за неё же погиб, вероятно.
— Жилин, обезвредить снайпера, — приказал лейтенант. Человек, в общем-то далёкий от армейских правил, он не понимал, что мог бы такое и не говорить. Во-первых, нам надо отомстить за бойца. Во-вторых, дальнейшие перемещения по деревне, пока за нами наблюдают в оптический прицел, невозможны.