Олений заповедник
Шрифт:
– Это нелепо.
– Это не нелепо. Такой он меня считает. Не нравится он мне, – говорила Илена.
– Никогда не думай о себе слишком плохо, – разозлился Айтел.
Ему так хотелось, чтобы Илена выросла в своем развитии. Один раз, всего лишь один, она имела успех на одном из вечеров 'emigr'es. Кто-то поставил на патефон аллегро, и Айтел увидел, как она танцует фламенко. Она горделиво держала голову, белые зубы блестели, кожа золотисто светилась, и она танцевала с таким презрением, взмахивая развевающимися юбками, отбивая ритм своими острыми каблучками с таким пылом и такой уверенностью, что Айтел восхищенно следил за ней. Потом она опьянела и уже больше не танцевала, но отсвет ее триумфа не пропадал весь вечер. Утром он поругал ее за то, что она не занимается танцем, и она несколько дней делала упражнения, даже говорила, что надо попытаться снова начать выступать в ночных клубах. Но, глядя на то, как Илена занимается, он понял, что она никогда не станет профессионалом, и представил, какой, должно быть, несчастной чувствовала она себя, выступая по дешевым контрактам, которые добывал ей агент и по которым она имела право на выпивку в перерыве между двумя стриптизершами. Наверное, она танцевала под непрекращающиеся разговоры.
Нет, никогда ей не постичь первейшего правила для профессионала. Какое бы ни было у тебя настроение, выступление не должно быть ниже определенного уровня. Ужасно выступить нельзя. Да Илена и не могла станцевать так уж плохо, глядя, как она работает, Айтел понимал, что она талантлива, но ее талант был неуправляем, как у любителя. Неудивительно, что она проявляла свои таланты в постели: любовь – это ведь для любителей. И он понял – хотя не желал в это верить, – что чем выше старался он поднять ее, тем ниже будет результат. У нее был только один лозунг: «Люби меня, по-настоящему люби, и, может, я сумею стать такой, как ты хочешь».
Это подтвердил ему и Фэй. В тот вечер, когда Айтел ждал звонка от Муншина, Мэрион пробыл у него не один час. В начале вечера, пока Илена готовила на кухне кофе, Айтел рассказал Фэю об идее Муншина, как перестроить сценарий, при этом он не без смущения сознавал, что ждет, чтобы Мэрион подбодрил его.
– Похоже, Колли хочет внести свой вклад, – сказал Мэрион.
– Я нашел его предложение настолько ужасным, что это меня в какой-то мере даже заинтриговало, – пробормотал Айтел.
– Не любишь быть вне игры, да? – заметил Мэрион и замолчал, пока Илена не вернулась в комнату.
Он и дальше продолжал молчать, так что Илене стало не по себе. Наконец Фэй сообщил, что взял новую девочку по имени Бобби, и Илене захотелось узнать про нее. Она внимательно слушала все подробности: что Бобби пыталась работать моделью, что она надеялась стать актрисой, что вышла замуж и развелась и что у нее двое детей.
– Но как она в это включилась? – прервала его Илена. – Я имею в виду: чем она занималась раньше?
– Откуда мне знать? – спросил Фэй. – Продавала галстуки в киоске или была фотографом в ночном клубе. Что люди делают?
– Нет, меня интересует, как она решила этим заняться?
– Думаешь, это так сложно? Джей-Джей снял ее с картины, а я потом потолковал с ней.
– Но как она себя при этом чувствует! –не отступалась Илена.
– А как ты чувствовала бы? – спросил Фэй.
Вместо ответа Илена хихикнула.
– Это ужасно, – обращаясь к Айтелу, сказала она. – Я думаю, такая девушка решает этим заняться, потому что у нее не получается пристойных отношений с мужчиной.
– А у тебяполучается, – ответил Фэй.
Айтелу были известны эти признаки. Мэрион становился неприятен.
– Да, получается, – сказала Илена. – Тебе так не кажется?
Ффэй рассмеялся.
– Конечно, кажется, конечно. Надо только найти подходящего мужчину. А это беда многих девиц.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Илена.
Айтел улыбнулся.
– Он хочет сказать: избавляйся от меня.
– Мэрион ненавидит тебя, Чарли. – Она объявила это вызывающим тоном, словно ожидала, что они оба набросятся на нее.
Айтел же лишь рассмеялся. Смех уже многие годы служил ему защитой.
– Она права, Мэрион? – небрежным тоном спросил он.
Фэй затянулся сигаретой и швырнул ее в камин.
– Конечно, я тебя ненавижу, – сказал он.
– Но почему?
– Потому что ты мог бы стать художником, но наплевал на это.
– А что такое художник? – спросил Айтел. Он почувствовал, как его уколол яд в голосе Фэя.
– Ты хочешь начать дискуссию? – съязвил Мэрион. – Я Думал, мне не придется объяснять тебе, что это такое.
– Жаль, что у тебя сложилось такое мнение, – произнес Айтел. У него возникло чувство утраты: Мэрион больше не уважал его. «Еще один подопечный откололся», – без особых эмоций сказал он себе.
– Если ты так думаешь о Чарли, – вмешалась Илена, – чего же ты сюда все время ходишь?
Фэй уставился на нее, словно увидел необычный экземпляр.
– Ты в самом деле так считаешь, – спросил он, – или так; говоришь, потому что думаешь, я, возможно, прав?
– Я думаю, что ты… Вон из этого дома! – рявкнула на него Илена, и поскольку это было приказание из тех, под которыми не таится угрозы, ей пришлось самой выйти из комнаты.
– Зачем, ради всего святого, ты все это наговорил? – стоном вырвалось у Айтела.
– Потому что я вижу в этой курочке, – сказал Фэй, – больше всякой всячины, чем видишь ты.
– Что ж, возможно, ты прав, – холодно произнес Айтел и пошел в спальню.
Илена была в слезах – он знал, что так будет. Она лежала на кровати и не желала его слушать.
– Ты никому не должен позволять так разговаривать с тобой, – рыдая, произнесла она. – И со мной они не должны так разговаривать.
Он принялся ее увещевать: на самом деле Мэрион так не думает, просто у него разыгрались нервы, да и ей не следовало задавать все эти вопросы. Айтел продолжал говорить, не слишком надеясь на успех. И все это время понимал: на самом деле он старается убедить ее, что Мэрион не прав, они не расстанутся, он всегда будет заботиться о ней.
В определенный момент Илена повернулась к нему.