Ольф. Книга третья

Взамен лозунга «Каждый сделай хорошо всем и будет хорошо тебе» можно провозгласить новый: «Каждый сделай хорошо себе и будет хорошо всем».

Михаил Жванецкий «Бездомные»

Металлоискатель тявкает на что-то постороннее. Кидаю черно-желтый аппарат в сторону, пальцы ощупывают опавшую листву, вгрызаются вглубь. Ногти скрежещут по металлу. Неужели?!..

Смятая пивная банка. Меня трясет. Столько времени прошло. Могло случиться что угодно.

И все же я надеюсь.

Вот землянка, куда меня тащили. Напротив – приметное дерево, я бросил пульт где-то здесь, в этом районе. Лес большой, долго пришлось помучиться в поисках места. Но теперь…

Скрюченный в три погибели, я вытер пот со лба и машинально прикрыл глаза: рядом с деревом вспыхнуло, в лицо ударил небесный свет. Пространство разверзлось, в воздухе материализовался проход. В нем – человек. Именно человек, не ангел, не инопланетянин, не житель параллельных миров. Мне ли не знать.

– Привет. – Мой преемник глядит на меня с легким высокомерием

Мои руки бессильно падают. На его груди – пульт.

– Кто ты?

– Альфалиэль? – спрашивает Тот, Кто Нашел. – Я знал, что ты придешь за ним.

– Просто Альф. А ты кто?

– Ольф.

Уверен, что моя усмешка сейчас больше похожа на оскал. Поиграв желваками, я выдавливаю:

– А по-человечески?

– Олег.

Я протянул руку для пожатия:

– Алексей. Можно Алик.

Все насмарку. Хозяин пульта теперь он. Ольф. Из проема не выходит. Видит – у меня под боком лопата. А у него под сенью чертога – защита. От всего. Включая смерть. Какой же я был растяпа…

Никакими печатными выражениями не передать, сколько сил и нервов ушло на возвращение медальона. Открыть шахту лифта вручную не удалось, разбирать стенки и пол я не решился и оставил как крайнее средство. Поиски лифтера заняли около трех часов, и еще четыре часа пришлось дежурить у дверцы – улыбающимся идиотиком ездить вместе со всеми, некоторых вскоре узнавать в лицо и глупо кивать. Я боялся отойти. Мои жизнь и судьба валялись где-то здесь, в невидимой глубине, и никакая сила не оторвала бы от присутствия и наблюдения.

Объяснение, что же упало у меня в лифт, вышло невнятным, но поддатый седой лифтер даже не вникал. Я наседал, убеждая, что упавшее мне необходимо до смерти и достать его нужно очень срочно.

Когда в отворенной шахте медальона не оказалось, пришлось сдерживаться, чтобы не биться головой о стенку. Под нецензурное ворчание лифтера я исследовал каждый кабель, каждую площадку, каждую выпуклость и выемку.

Казалось, натянутые струнами нервы лопнут. Руки дрожали. Взгляд смотрел и не видел. Или, наоборот, видел то, что хотел увидеть – там, где ничего не было. Сознание опасалось за себя, я напоминал сбежавшего пациента психушки. Скорее всего, туда мне и дорога после сегодняшнего потрясения. Властелин Земли потерял пульт от сверхспособностей. Поплачусь в жилетку санитаров, меня успокоят, проводят в палату и запрут для моей же безопасности. Познакомлюсь с местными Наполеонами. Несостоявшийся король мира – отличная компания императорам, у меня с ними общая проблема: потерянные возможности, о которых знаем только мы сами.

Медальон обнаружился в районе второго этажа – зацепился за провода. Я сел на бетонный пол и с минуту приходил в себя. Кровь снова побежала по жилам.

Чтобы поддеть медальон и скинуть вниз, мы с лифтером приложили смекалку и все, включавшие мои плечи, подсобные инструменты. И когда холодный кругляш вновь занял место на груди…

Хотелось расцеловать весь мир вместе с лифтером. Ценностей у меня не было, иначе я отдал бы все.

А каким неописуемым счастьем было вновь оказаться в корабле!

– Родненький, милый, любимый, – шептал я сквозь слезы, пока руки гладили зеленоватые поверхности. Казалось, что они тоже соскучились и тоже рады.

Выйти из корабля еще раз?! Да ни за какие коврижки!

Эх…

Эйфория быстро закончилась. Свободного времени стало полно, моя чудесная спутница по уважительной причине отсутствовала, а никому другому я не нужен. Полина подвинулась умом на Альфалиэле, меня даже видеть не хотела. Алиса, которая была до Сусанны, – вообще отрезанный ломоть, старые раны лучше не бередить. А про Сусанну и вспоминать страшно.

Несколько часов ушло на посещение родичей – всех успокоить, объяснить, что отныне все в порядке, а прямо сейчас я уезжаю работать по контракту. Буду писать. И звонить. Не беспокойтесь, целую, пока.

О, кстати, насчет «звонить и писать». У себя дома я собрал вещи, представлявшие хоть какую-то ценность, и сдал в ломбард. Отныне мне не требовались ни телевизор, ни микроволновка, ни стиральная машина и холодильник. Ни ковры, ни мебель. Ничего. Изъятый из квартиры компьютер (искали улики?) мне вернули раньше, чем я попал домой, но стационарный ящик с громоздким монитором теперь меня не устраивал. Его я тоже продал вместе со всеми гаджетами. Часть вырученных средств ушла на смартфон и ноутбук, остальные деньги вместе с купленной техникой заняли место в кладовке корабля. Первой программой, установленной в смартфоне, стал переводчик с итальянского – надежда, как известно, умирает последней.

Прежняя одежда энтузиазма не вызвала, но один костюм с белой рубашкой, галстук и туфли все же перекочевали на борт. Мало ли, вдруг – снова к Василию Платоновичу? Или в Кремль. Или в Белый дом, причем не в тот, что на Краснопресненской. Как понимаю, жизнь у меня опять будет интересная. Череда случившихся событий добавила желания остренького.

Ключи от брошенной квартиры я отправил родственнице, которая больше всех помогала после смерти родителей, с припиской: «Сдавайте до моего возвращения. Когда вернусь – не знаю. Начинаю новую жизнь. Деньгами пользуйтесь, это вам. Спасибо за все».

На судебные слушания я, естественно, не явился. Вдруг что-то пойдет не так, или Василий Платонович решит, что меня нужно иметь под рукой постоянно, или вопросы ко мне окажутся настолько безотлагательными, что получить ответы потребуется в неприятных мне конкретных четырех стенах. Рисковать не стоило.

Несколько дней корабль носился по миру. Я приходил в себя. Купался в десятках морей. Обгорал на безлюдных пляжах – чтобы пробрало до печенок и чтобы выжгло боль и тоску всемогущего одиночки. Невыносимо ощущать, что могу любого заставить делать то, что мне надо, но… Мне это не надо. Точнее, мне надо не это. Что даст сердцу или душе основанное на страхе повиновение? Я, конечно же, хочу быть счастлив. И хочу, чтобы счастливыми были все. А что для этого сделать?