Ольга, королева русов. Вещий Олег

Васильев Борис Львович

— Она не способна на обман, нет, совершенно не способна. Ее красота — ее единственная вина. Ее нежная бледность — след неволи, печать рабства. Ее лепет — голос страха, в котором она прожила всю свою крохотную жизнь, а ее искренность — тот бледный росточек достоинства, что сохранился в ней истинным чудом…

Хальвард продолжал измерять избу шагами, не глядя на гостью. Не возникала беседа, не выстраивался рассказ, и Альвена начала вдруг ощущать страх. Не за себя — она знала свою цену, свое положение, свое влияние. Нет, быстро возрастающий из глубин души и вот-вот готовый заполнить все ее существо страх этот

был страхом за Инегельду страхом за мечту о собственном спокойном счастье, страхом за не родившихся младенцев, которых она считала своими внуками, в мечте ощущая теплую тяжесть их живой плоти. Для всего этого надо было сделать своим союзником самого беспощадного из бояр, а не просто конунга, еще слишком молодого для холодной расчетливости. Альвена только сейчас поняла это, и обессиливающая волна отчаяния внезапно охватила ее.

— Пощади меня, Хальвард. Пощади мою мечту, жизнь мою пощади…

— Продолжай!

Он впервые не только в этой встрече, но и за все время их знакомства столь резко оборвал ее. Этого Альвена не ожидала, примолкла, но, собрав все силы, заговорила вновь:

— Она не рабыня, вот что тебя смущает. Но этому есть объяснение. Ее прежний господин приблизил ее, потому что она напоминала ему его собственную дочь, погибшую во время бури. И воспитывал ее, как дочь, учил языкам и хорошему обхождению и… Она попала к датским викингам, которые убили ее доброго господина. То, что рассказывала она о набеге, невозможно придумать. Это надо пережить, этот ужас надо унести с собою. Я предана конунгу, ты не смеешь в этом сомневаться, Хальвард!

— Ты обмякла, как воск, и умелые девичьи пальцы слепили из тебя наседку для чужих цыплят, — тихо и зло сказал Хальвард. — Ты не исполнила моего повеления, и я долго буду взвешивать твою вину, чтобы понять, успела ты совершить предательство или пока еще слепо шла к нему. Кому из моих людей ты передала под надзор Инегельду?

— Но ты… ты, Хальвард, не дозволял мне открыто появляться на твоей усадьбе и говорить с твоими людьми.

— Значит, ты оставила ее в своем доме? С какой охраной?

— Н-нет. — Альвена побледнела как полотно. — Старая Руса пуста, стража есть только у Ольриха и малая дружина — у Нежданы. У Ольриха то гонцы, то купцы, и я попросила Неждану приютить…

Альвена замолчала, наткнувшись на взгляд Хальварда. Тяжелый, как свинец, и столь же лишенный жизни.

— Инегельда у Нежданы? — неожиданно тихо спросил он.

— Да. Я думала…

— Ты собственными руками посадила ядовитую змею на грудь конунга. — Он почти перешел на шепот. — И указала этой змее, где его сердце.

— Инегельда безвинна! — из последних сил выкрикнула Альвена. — Отдай ее мне, отдай, я умоляю тебя! Отдай, и я скроюсь с нею, где ты прикажешь. Это — пустые подозрения, Хальвард, пустые!..

— Пустые? — криво усмехнулся Хальвард. — Не далее как вчера от моего названого брата Годхарда пришел гонец. Я посвящу тебя в последнюю нашу тайну только ради наказания, чтобы ты мучилась до конца дней своих. Мой брат Годхард сообщил мне, что полтора месяца назад из Полоцка исчезла дочь Орогоста. Ее имя — Инегельда.

— Инегельда — дочь Орогоста? — еле слышно переспросила Альвена, без сил и дозволения опускаясь в кресло.

Хальвард ничего не ответил. Он походил в задумчивости и, остановившись у двери, приоткрыл ее.

— Ахард!

Вошел

рослый немолодой воин. Молча склонил голову, прижав левую ладонь к ножнам меча.

— Тайно проведешь эту женщину на мою лодью. Лично отвезешь ее в Старую Русу по нашим поставам, моим повелением останавливая все встречные караваны и суда. Грести день и ночь. Исполнить со всей возможной поспешностью. В Старой Русе запрешь ее в моих покоях и передашь только мне. Отвечаешь за нее головой. Ставко уехал за копейщиками?

— Седлает коней.

— Пусть оседлает и для меня. Я выезжаю его тропами и тоже со всей быстротой. Скажи, чтобы взял по два коня на всадника, будем скакать день и ночь.

— Я исполню твое повеление в точности, боярин. — Ахард подошел к Альвене, положил руку на ее плечо. — Ступай за мной, женщина.

И, отвесив поклон Хальварду, не оглядываясь, пошел к дверям. За ним, ссутулившись и шаркая ногами, шла Альвена, точно вдруг постарев на непрожитых двадцать лет.

6

После того случая, когда любимица конунга Олега и предназначенная для него бесправная рабыня одновременно покраснели по одной и той же причине, Неждана изменила свое отношение к Инегельде. Нет, она не растаяла в нежности подобно Альвене, но несколько смягчилась и предоставила Инегельде больше свободы и самостоятельности, в конце концов поручив ей сбор и выращивание лекарственных трав и кореньев. За это дело Инегельда принялась с увлечением и охотой, и Неждана наказала Закире всячески ей способствовать. А сама привычно занималась учебными поединками с наставником — опытным дружинником Олега, следила за порядком в своей дружине, скакала по вечерам да гуляла с заметно подросшим медвежонком, который отличался самостоятельным норовом и признавал только ее. И если раньше такие прогулки были случайными, то после ничем не примечательного знакомства с цветком Инегельды, наделенным столь многообещающими свойствами, стала гулять с подарком Сигурда почти каждый день.

А тот, о ком она постоянно думала, плыл снизу, против всех течений, с трудом прорываясь сквозь спускавшиеся к Смоленску бесконечные караваны с продовольствием, запасами и людьми. Их лодью часто оттесняли к берегам, в заливы и протоки, время уходило зазря, что более всего раздражало Одинца.

— К листопаду прибудем.

Время скрашивалось присутствием старого Донкарда: конунг повелел ему находиться в Старой Русе, чтобы держать в своих руках движения караванов и ратей. В часы вынужденного безделья он любил рассказывать молодежи не только истории подвигов, но и особенности стран и народов, которые посещал за время своей длинной и беспокойной жизни. К таким рассказам Сигурд прислушивался с особым вниманием и как-то даже спросил, чтобы все уяснить до конца:

— А что такое вено?

Друзья, еще больше сплотившиеся в этом бесконечном путешествии, заулыбались, подталкивая друг друга. Они были славянами, все для них было ясно и без разъяснений Донкарда.

— Плата за невесту, вроде выкупа ее у рода, — солидно ответствовал Донкард. — Скотом ли, пашней, ловами или еще чем. Если род принял вено, невеста надевает на голову венок из цветов и ждет дня, назначенного для свадьбы и увоза. Так у всех славян заведено, даже если молодец и умыкнул девицу по сговору Род иначе не простит.