Олигарх с Большой Медведицы
Шрифт:
– Лиза, помоги мне.
– Что?
– Нужно скатать ковер и вытащить его на улицу. Это какая-то горючая химия, ацетон или что-то в этом роде. Помоги мне!..
Двумя руками, потому что очень ослабел, Белоключевский с трудом поднял канистру и потащил ее прочь из дома. Лиза присела и стала скатывать ковер. Примерно на середине ковра ее затошнило, перед глазами поплыло, и пришлось опереться о пол рукой, в которой был пистолет. Она так и скатывала ковер – одной рукой.
Вернулся Белоключевский, поднял ее и сунул в окно. То есть он сначала открыл окно – он по очереди открыл все окна в доме, – а потом сунул в него Лизу. Она задышала вкусным
Ночь была глухой, какой бывает только под утро.
Лиза дышала, освобождаясь от ужаса, все смотрела на снег, а потом прямо перед носом у нее возник Белоключевский.
– Как же? – подозрительно спросила у него Лиза, как будто это имело значение. – Ты же в доме был!
Он потянулся и вытащил у нее пистолет. Она сначала не хотела его отдавать, но Дима дернул посильнее, и Лиза отдала.
– Я вышел. – Он осмотрел пистолет и поставил его на предохранитель. Железо сухо щелкнуло. – Я не думал, что он вернется, Лиза. Я был уверен, что не вернется. Прости меня, пожалуйста.
– А что? – с вызовом спросила Лиза. – Ты бог? Ты все должен знать заранее?
– Я не бог. Но так не бывает, чтобы они возвращались. Попытка номер два обычно бывает не сразу и при других обстоятельствах.
– А у нас сразу!
– Да. Это странно.
Задрав голову, он поизучал сосны, Большую Медведицу, которая повернулась в своей небесной берлоге так, что ручка ковша уже не задевала за крышу, и посмотрел на Лизу.
– Куда ты дел ковер?
– Присыпал снегом у гаража.
– А канистру?
– Вылил.
– Он хотел поджечь дом, да?
– Да. Я бы в ванне утонул, а дом бы сгорел, все очень правдоподобно, мало ли домов горит!
– Но нормальный человек не может утонуть в ванне!
Белоключевский посмотрел на нее снизу вверх.
– Может, если он сильно пьян, к примеру.
– О, господи. Они помолчали.
– Лиза, нам, наверное, придется ночевать у тебя. Я к утру от этой вони околею.
Дело было не в вони, а в том, что на этот раз он ни в чем не был уверен. Убийца действовал против всех правил. Он вернулся один раз и вполне может вернуться еще. На этот раз Лиза его спасла, а кто спасет ее саму, если убийца вернется в третий?!
– Ты не знаешь, зацепила его или только спугнула?
– Понятия не имею.
– Надо посмотреть. – Как?!
Белоключевский нехотя пожал плечами.
– Если сильно зацепила, кровь могла остаться.
Не факт, но я посмотрю.
После чего он пропал из поля зрения и через несколько секунд возник, но уже за ее спиной. Честно говоря, Лиза плохо понимала, что происходит.
– Ничего нет, – сказал он. – Никаких следов. Пошли, Лиза.
И он взял ее за воротник и потянул за собой. Она уткнулась в него, прямо в свитер, в теплую шерсть, пахнущую его одеколоном, его сигаретами и его кожей – жизнью, которая чуть было не кончилась в одночасье.
И они пошли, обнявшись и спотыкаясь, как парочка инвалидов, поддерживая друг друга.
– А окна? – спросила Лиза. – Ты не будешь закрывать?
Он покачал головой.
– Не буду. Зачем? И вправду – зачем?
Тем не менее дверь в Лизин дом Белоключевский старательно запер на все замки и даже цепочку навесил, которую Лиза никогда не навешивала. Они легли на диван на террасе, как были, одетые, потому что ни у одного из них не осталось
– Перестань, – попросил он и накинул плед на нее, обнял ее и пристроил ее голову. – Лучше скажи, откуда ты взялась в ванной? Зачем ты вернулась?
– На ковре был снег, – сонным голосом пробормотала Лиза. – Я поняла, что здесь кто-то был и ушел. Я побежала к тебе, услышала шум, вытащила пистолет и…
– Дальше не надо, – перебил Белоключевский. – Я не знал, что ты умеешь стрелять.
– Да я не умею.
– Ну да.
– Правда не умею. Я в последний раз в школе стреляла.
– Значит, ты снайпер.
– Я же промахнулась!
– Спи, – сказал он.
– А что? – спросила она, пристраивая ноги так, чтобы оказаться как можно ближе к нему, чтобы было тесно и тепло. – Завтра очень трудный день?
– Сегодня, – поправил Белоключевский. – Сегодня очень трудный день.
У Дуньки с утра все не заладилось.
Колготки оказались с дыркой на пятке, кофе, пока она искала другие, убежал и залил плиту, чего она терпеть не могла, а потом сестра куда-то пропала.
Дунька звонила три раза подряд и держала трубку до тех пор, пока в ней не начинались гнусные переливы, свидетельствующие о том, что «номер не отвечает». Она держала трубку плечом, скакала на одной ноге, натягивая растреклятые колготки, которые к тому же все время закручивались, и проклинала все на свете, а самое главное, свое сегодняшнее стремление к женственности. Стремление заключалось в том, что ей до зарезу понадобилось именно сегодня надеть юбку – представление новому начальству, это вам не кот чихнул!
Если бы не начальство, да еще новое, поехала бы, как все люди, в брюках и свитере, а так нельзя.
Вдруг оно, начальство то есть, одержимо какой-нибудь сногсшибательной идеей, вроде того, например, что женщина должна быть женственной, носить юбочки и кофточки с романтическими воротничками, улыбаться мило, выглядеть скромно и вести себя послушно.
Колготки были перекручены и сильно подсели в стирке, и, натягивая их, Дунька крепко ненавидела начальство, которому вздумалось смениться в столь неподходящий момент – перед самым Новым годом, когда все уже давно пребывают «в мечтах и меланхолии». Ждут отпусков, веселья, подарков и немножко счастья.
Дунька, несмотря на свои двадцать восемь лет, искренне верила в возможность новогоднего счастья и еще в то, что если звенят колокольчики на елке, значит, ангел где-то близко, и еще в то, что, если с двенадцатым ударом часов сжечь заранее приготовленную бумажку с записанным пожеланием – в пожелании должно быть только одно слово! – оно сбудется!
– Новый год, – пропела она и потопала ногой в колготке, – настает. Он приносит людям счастье! Вот сидит паренек, без пяти минут он мастер!
Новый год они станут отмечать в Рощине, в Лизином доме. Семья всегда встречала Новый год именно там, еще когда была жива бабушка, и после ее смерти, и когда дом был старый и тесный, и когда там началась затеянная Лизой перестройка – всегда. В прошлом году сидели на деревянных козлах на кухне, больше сидеть было негде, везде высились горы строительного мусора, валялись какие-то мешки, ведра, вонючие жидкости в бутылках, и стояли старые рамы, прислоненные к стенам. Из рам сочилась коричневая труха, но отец ни за что не разрешал их выбрасывать.