Олигарх с Большой Медведицы
Шрифт:
– Лиза, помоги мне.
– Что?
– Нужно скатать ковер и вытащить его на улицу. Это какая-то горючая химия, ацетон или что-то в этом роде. Помоги мне!..
Двумя руками, потому что очень ослабел, Белоключевский с трудом поднял канистру и потащил ее прочь из дома. Лиза присела и стала скатывать ковер. Примерно на середине ковра ее затошнило, перед глазами поплыло, и пришлось опереться о пол рукой, в которой был пистолет. Она так и скатывала ковер – одной рукой.
Вернулся Белоключевский, поднял ее и сунул в окно. То есть он сначала открыл окно – он по очереди открыл все окна в доме, – а потом сунул в него Лизу. Она задышала вкусным морозным воздухом, имевшим отчетливый привкус химии, открыла рот. Голова горела, и, чтобы остудить ее, Лиза приложила ко лбу вороненый бок пистолета.
Ночь была глухой, какой бывает только под утро.
Лиза дышала, освобождаясь от ужаса, все смотрела на снег, а потом прямо перед носом у нее возник Белоключевский.
– Как же? – подозрительно спросила у него Лиза, как будто это имело значение. – Ты же в доме был!
Он потянулся и вытащил у нее пистолет. Она сначала не хотела его отдавать, но Дима дернул посильнее, и Лиза отдала.
– Я вышел. – Он осмотрел пистолет и поставил его на предохранитель. Железо сухо щелкнуло. – Я не думал, что он вернется, Лиза. Я был уверен, что не вернется. Прости меня, пожалуйста.
– А что? – с вызовом спросила Лиза. – Ты бог? Ты все должен знать заранее?
– Я не бог. Но так не бывает, чтобы они возвращались. Попытка номер два обычно бывает не сразу и при других обстоятельствах.
– А у нас сразу!
– Да. Это странно.
Задрав голову, он поизучал сосны, Большую Медведицу, которая повернулась в своей небесной берлоге так, что ручка ковша уже не задевала за крышу, и посмотрел на Лизу.
– Куда ты дел ковер?
– Присыпал снегом у гаража.
– А канистру?
– Вылил.
– Он хотел поджечь дом, да?
– Да. Я бы в ванне утонул, а дом бы сгорел, все очень правдоподобно, мало ли домов горит!
– Но нормальный человек не может утонуть в ванне!
Белоключевский посмотрел на нее снизу вверх.
– Может, если он сильно пьян, к примеру.
– О, господи. Они помолчали.
– Лиза, нам, наверное, придется ночевать у тебя. Я к утру от этой вони околею.
Дело было не в вони, а в том, что на этот раз он ни в чем не был уверен. Убийца действовал против всех правил. Он вернулся один раз и вполне может вернуться еще. На этот раз Лиза его спасла, а кто спасет ее саму, если убийца вернется в третий?!
– Ты не знаешь, зацепила его или только спугнула?
– Понятия не имею.
– Надо посмотреть. – Как?!
Белоключевский нехотя пожал плечами.
– Если сильно зацепила, кровь могла остаться.
Не факт, но я посмотрю.
После чего он пропал из поля зрения и через несколько секунд возник, но уже за ее спиной. Честно говоря, Лиза плохо понимала, что происходит.
– Ничего нет, – сказал он. – Никаких следов. Пошли, Лиза.
И он взял ее за воротник и потянул за собой. Она уткнулась в него, прямо в свитер, в теплую шерсть, пахнущую его одеколоном, его сигаретами и его кожей – жизнью, которая чуть было не кончилась в одночасье.
И они пошли, обнявшись и спотыкаясь, как парочка инвалидов, поддерживая друг друга.
– А окна? – спросила Лиза. – Ты не будешь закрывать?
Он покачал головой.
– Не буду. Зачем? И вправду – зачем?
Тем не менее дверь в Лизин дом Белоключевский старательно запер на все замки и даже цепочку навесил, которую Лиза никогда не навешивала. Они легли на диван на террасе, как были, одетые, потому что ни у одного из них не осталось сил ни на что. Плед был коротковат и шерстист, и на Лизу пледа не хватало, она все укрывала Белоключевского, как маленького, все ей казалось, что он мерзнет.
– Перестань, – попросил он и накинул плед на нее, обнял ее и пристроил ее голову. – Лучше скажи, откуда ты взялась в ванной? Зачем ты вернулась?
– На ковре был снег, – сонным голосом пробормотала Лиза. – Я поняла, что здесь кто-то был и ушел. Я побежала к тебе, услышала шум, вытащила пистолет и…
– Дальше не надо, – перебил Белоключевский. – Я не знал, что ты умеешь стрелять.
– Да я не умею.
– Ну да.
– Правда не умею. Я в последний раз в школе стреляла.
– Значит, ты снайпер.
– Я же промахнулась!
– Спи, – сказал он.
– А что? – спросила она, пристраивая ноги так, чтобы оказаться как можно ближе к нему, чтобы было тесно и тепло. – Завтра очень трудный день?
– Сегодня, – поправил Белоключевский. – Сегодня очень трудный день.
У Дуньки с утра все не заладилось.
Колготки оказались с дыркой на пятке, кофе, пока она искала другие, убежал и залил плиту, чего она терпеть не могла, а потом сестра куда-то пропала.
Дунька звонила три раза подряд и держала трубку до тех пор, пока в ней не начинались гнусные переливы, свидетельствующие о том, что «номер не отвечает». Она держала трубку плечом, скакала на одной ноге, натягивая растреклятые колготки, которые к тому же все время закручивались, и проклинала все на свете, а самое главное, свое сегодняшнее стремление к женственности. Стремление заключалось в том, что ей до зарезу понадобилось именно сегодня надеть юбку – представление новому начальству, это вам не кот чихнул!
Если бы не начальство, да еще новое, поехала бы, как все люди, в брюках и свитере, а так нельзя.
Вдруг оно, начальство то есть, одержимо какой-нибудь сногсшибательной идеей, вроде того, например, что женщина должна быть женственной, носить юбочки и кофточки с романтическими воротничками, улыбаться мило, выглядеть скромно и вести себя послушно.
Колготки были перекручены и сильно подсели в стирке, и, натягивая их, Дунька крепко ненавидела начальство, которому вздумалось смениться в столь неподходящий момент – перед самым Новым годом, когда все уже давно пребывают «в мечтах и меланхолии». Ждут отпусков, веселья, подарков и немножко счастья.
Дунька, несмотря на свои двадцать восемь лет, искренне верила в возможность новогоднего счастья и еще в то, что если звенят колокольчики на елке, значит, ангел где-то близко, и еще в то, что, если с двенадцатым ударом часов сжечь заранее приготовленную бумажку с записанным пожеланием – в пожелании должно быть только одно слово! – оно сбудется!
– Новый год, – пропела она и потопала ногой в колготке, – настает. Он приносит людям счастье! Вот сидит паренек, без пяти минут он мастер!
Новый год они станут отмечать в Рощине, в Лизином доме. Семья всегда встречала Новый год именно там, еще когда была жива бабушка, и после ее смерти, и когда дом был старый и тесный, и когда там началась затеянная Лизой перестройка – всегда. В прошлом году сидели на деревянных козлах на кухне, больше сидеть было негде, везде высились горы строительного мусора, валялись какие-то мешки, ведра, вонючие жидкости в бутылках, и стояли старые рамы, прислоненные к стенам. Из рам сочилась коричневая труха, но отец ни за что не разрешал их выбрасывать.