Олигарх с Большой Медведицы
Шрифт:
– Если будешь уходить, – громко сказала из коридора жена, – поставь квартиру на охрану.
– Ты что? Дура? – обиженно крикнул он. – Я ранен, болен, куда я пойду?!
– Не знаю, – хладнокровно ответила Дунька, заглядывая в кухню. Где-то здесь она оставила сумочку. – Куда хочешь. Пока.
Вадим ничего не ответил, лишь поднялся с высокой табуретки, покачнулся так, чтобы она видела, и схватился рукой за стойку.
– Смотри не упади, – предупредила жена довольно равнодушно и скрылась. Он подождал, пока за ней закроется дверь.
Металлический лязг, чуть-чуть смягченный обшивкой, поворот ключа. Он еще постоял, прислушиваясь.
Грохота лифта из-за тяжелых дверей слышно не было, и Вадим, бросившись в коридор, приник ухом к двери и некоторое время стоял так, а потом перебежал к окну.
Она выскочила из подъезда – в развевающейся шубе, с сумкой на отлете, и, семеня на высоких каблуках, побежала к своей машине.
Вадим смотрел из-за шторы, даже дыхание затаил, хотя его дыхания она никак не могла услышать.
Машина ожила, мигнула фарами, «дворники» обрушили со стекла пласт утреннего снега. Ева со щеточкой в руках несколько раз обежала вокруг – вот-вот упадет на льду! Но нет, не упала, удержалась, села в кабину, захлопнула за собой дверь и неторопливо двинулась с места.
Вот бабы, а? В воде не тонут, в огне не горят и на льду не падают. Как просто и прекрасно стало бы жить, если бы мир был устроен по-другому, без баб!..
Вадим еще некоторое время постоял в тишине и безопасности собственной квартиры, потом вернулся на кухню, проворно затолкал себе в рот сразу несколько кусков колбасы, прожевал, бессмысленно глядя в стену, и пошел в ее комнату.
Он должен найти. У него много времени, до самого вечера. Он непременно найдет.
Он постоял, приготовляясь к нудной и рутинной работе. Потом со вздохом распахнул гардероб и стал по очереди вынимать из него аккуратные стопки барахла.
Обыск так обыск.
Зевая и проклиная все на свете, Белоключевский притащился на кухню, когда Лиза уже приготовила завтрак.
– Доброе утро.
– Утро добрым не бывает, – отозвался он и немедленно ушел куда-то в сторону ванной. Вернулся по-прежнему злой, как собака, но все же несколько посвежевший.
– Кофе?
Он кивнул молча.
«Ого, – подумала Лиза, – каковы мы по утрам!.. Невесело нам. Скверно. Не кантовать».
Она сунула ему под нос кружку с кофе, подвинула сахарницу и молоко. На молоко он посмотрел как на личного врага, а сахару насыпал пять ложек, она считала.
Он хлебнул и почти зажмурился. Темные ресницы сошлись.
В большую тарелку Лиза выложила сказочной красоты яичницу, украшенную листиком петрушки, с треугольничком черного хлеба, только что разогретым в печке, и уселась напротив, чувствуя себя образцовой женой. Это было странное чувство, и очень хотелось, чтобы он оценил ее усилия.
Он оценил.
– А сгущенки нету? – спросил с надеждой и еще отхлебнул из кружки.
Лизе стало смешно. Она полезла в холодильник, достала бело-синюю банку, приготовленную, чтобы тридцать первого декабря выпекать торт «Прага», открыла и поставила перед ним. В свой кофе, сдобренный пятью ложками сахара, он от души налил сгущенки, помешал, опять хлебнул и на этот раз улыбнулся. Впервые за утро.
– Ну как? – спросила Лиза. – Хорошо пошло?
Он кивнул, явно не собираясь разговаривать, и потянул к себе яичницу. Листик петрушки моментально выкинул, зато хлеб быстро съел и посмотрел вопросительно. Лиза встала и положила ему два оставшихся куска.
Первый совместный завтрак – всегда серьезное испытание, и к концу трапезы Лизе ничего так не хотелось, как выпроводить его куда-нибудь, остаться в одиночестве и наконец расслабиться и поесть по-человечески.
– Спасибо, – сказал Белоключевский прочувствованно, выложил из кармана сигареты и закурил. – Очень вкусно.
– Я и забыла, что ты умеешь разговаривать.
– Умею, – согласился он. – Но не по утрам.
– Это я уже поняла.
– Какие у тебя планы?
– Мне надо на работу! Нужно с Максом поговорить. И с Дунькой. Я телефон выключила, а она всегда по утрам звонит.
Белоключевский занавесился сигаретным дымом и посмотрел на нее неопределенно.
– Ты хочешь прямо сейчас ехать?
– Дим, я никогда в жизни не опаздывала на работу! Он посмотрел на нее и усмехнулся:
– Сегодня не грех и опоздать. Если ты меня подождешь, я поеду с тобой. Подождешь?
– А сколько ждать?
– Неделю! – ответил Белоключевский гнусавым голосом кролика из мультфильма. – Я хочу найти место, где они стояли. Может, там что-то осталось… такое, что наведет меня на мысль.
Лиза грохнула сковородкой, которая все никак не умещалась в посудомоечную машину.
– Кто стоял, Дима?
– Те, кто напал на нас ночью.
– А… разве он был не один? Белоключевский нетерпеливо дернул рукой.
– Да ладно! Как он мог быть один?! Или он одной рукой стрелял, а другой вел машину?
И вправду не мог, подумала Лиза. Как это она не подумала?..
– А почему ты решил, что они где-то стояли?..
– Ну, конечно, стояли. Я не выхожу чистить снег ровно в двадцать три семнадцать. Я выхожу, как придется. Значит, стояли и ждали.
– А что там могло остаться? – пробормотала Лиза. – Визитные карточки?
– Ну, это вряд ли, – ответил Белоключевский и пошел было к двери, но на полдороге остановился и замер перед телевизором. Сигарета дымилась в опущенной руке.
По НТВ показывали утреннюю сводку чрезвычайных происшествий. Белый снег, вспоротый тяжелым машинным туловищем, сугробы, милицейский «газик» и знакомая лесистая горка с другой стороны дороги.
– …обгоревший труп мужчины, – загрохотал вдруг комментатор, и Белоключевский оглянулся на Лизу, которая держала в руках пульт. – Причина аварии устанавливается. По предварительным данным, водитель не справился с управлением и вылетел на обочину. Потерявшая управление машина скатилась в овраг, и от удара воспламенилась канистра с горючим веществом, находившаяся в салоне «Опеля». Возможно, водитель находился в состоянии алкогольного опьянения.