Олимпия Клевская
Шрифт:
— Э, да какая мне разница? — отвечал женский голос. — Я не затем пришла, чтобы помешать его амурам. Мне нужно поговорить с ним о деле. Ну же, парень, отворяй, отворяй…
— Однако, сударыня, господин герцог запретил…
— Поскольку он не знал, что я приду.
— Сударыня, клянусь вам, что, если герцог проснется и вас услышит, он мне прикажет вывести вас отсюда, а с его стороны это было бы нелюбезно, в то время как с моей просьба не упорствовать, с которой я к вам обращаюсь, не более чем простое
«Этот чертов лакей превосходно изъясняется, — подумал герцог, ворочаясь на своей перине. — Ну-ка послушаем, что скажет женщина. Ну же!»
— Хорошо! — отвечала она. — Держу пари, что господин герцог не спровадит меня, особенно если я назову свое имя.
— Тогда, сударыня, возьмите ответственность на себя и постучитесь в стекло этого окна.
— Нет, решительно нет, — отозвался голос, — я не хочу высовывать руку из муфты, мне холодно.
«Черт возьми! — подумал Ришелье. — Надо быть великосветской дамой, чтобы так бояться стужи. Почему бы ей сразу не назвать свое имя? А если она красива, я, черт возьми, скажу вслед за ней, что и мне холодно.
— Ну, постучи же, парень, — продолжала дама, — постучи, а я скажу, что это сделала я.
— Сударыня, я постучу, так и быть, раз вы меня заставляете; только мне бы хотелось прежде узнать ваше имя.
«Мне тоже», — подумал Ришелье.
— А это зачем? Разве не будет достаточно, если я его назову твоему господину?
— Нет, сударыня, потому что, если мой господин меня прогонит, вы должны будете возместить мне урон.
— Это более чем справедливо, ты малый смышленый, а возмещение — вот, держи задаток в счет того, что я припасла для тебя.
«Снова деньги! — мелькнуло в сознании герцога. — Эта женщина от меня без ума. Такое может пригрезиться только во сне».
— Теперь, — заявил лакей, — мне осталось только спросить вас об одной вещи.
— А именно?
— Как вас зовут?
— Ах, господин Раффе, ты в конце концов выведешь меня из терпения.
— Вы же сами видите, сударыня: коль скоро вам известно мое имя, я должен знать ваше.
— Что ж! Маркиза де При…
И в то же мгновение послышался сильный удар кулака в оконную ставню.
— Госпожа де При! — воскликнул герцог, высунув голову из-под одеяла. — Ну и ну! Вот так сон! Мне приснилось, что госпожа де При, любовница господина де Бурбона, была у меня в саду, спорила с Раффе при пяти градусах мороза! Забавный сон!
Но тут последовал новый удар, за ним еще несколько, все чаще, нетерпеливее, так что рама высокого окна задрожала.
— Да нет же, я не сплю, ко мне вправду стучатся! — вскричал Ришелье.
— Герцог! Герцог! Откройте! — повторял женский голос, слегка изменившийся от досады и чуть охрипший на морозе.
— Открой! — закричал герцог, спрыгивая с кровати, впопыхах натягивая
Лакей вошел к своему господину.
— А маркиза? — с живостью осведомился Ришелье.
— Я здесь, герцог, — откликнулась г-жа де При, появляясь на пороге. — Вы встали?
— Да, сударыня, для вас я всегда на ногах или в постели, выбирайте сами, маркиза. Зажги свечи, Раффе, зажги.
— Как? Уже оделись? — спросила г-жа де При.
— Гм… Э… — промычал герцог.
— Стало быть, вы меня слышали.
— Да, я узнал ваш голос.
— Ну, герцог, значит, вы не настолько фат, как о вас болтают.
— Почему?
— Фат бы не встал.
— Маркиза, вы забываете, что меня два года не было в
Париже. Однако присядьте же. Огня, Раффе, огня; ты видишь, мой друг, что маркиза продрогла.
— Сдается мне, — смеясь, заметила гостья, — после полуночи дом так переполнен, что сад должен служить прихожей для женщин.
— Совсем напротив, маркиза: дом пуст, я ждал вас.
— Да, во сне.
— А разве не так ждут своей судьбы?
— О герцог! Прелестно!
Маркиза завладела креслом, которое предложил ей Ришелье. Герцог принял одну из своих самых изящных поз; оба стали смеяться; огонь в камине разгорелся; Раффе вышел.
— Ах, черт! — воскликнул герцог. — Знаете ли вы, маркиза, что пробил час ночи?
— И на улице такой мороз, что камни трескаются, герцог.
— Но у господина де Бурбона, верно, слишком жарко, если вы прибежали сюда?
— Право же, герцог, мне было совершенно необходимо первой поговорить с вами.
— Однако, простите, как вам удалось проникнуть сюда? Только что я в полусне или наполовину бодрствуя, это уж как вам больше нравится, кажется, слышал, что либо вы, либо Раффе толковали о калитке, в которую вы ворвались.
— Ворвалась — нет, открыла — да.
— Каким образом, маркиза?
— Да ключом, как же еще?
— Как? У вас есть ключ от моего дома, а я спокойно ложусь спать, подвергая себя такой опасности?
— Герцог, по-моему, вы сами когда-то мне его дали.
— Да, верно, только мне помнится, что я его у вас забрал.
— Какая жестокая память!
— Но послушайте, вы, государственный человек!.. Откуда же у вас этот ключ? Понимаете, я вас об этом спрашиваю, потому что такие сведения мне необходимы.
— Да, он мог быть изготовлен. В сущности, это было бы ловким ходом.
— Вы меня ужасаете, маркиза.
— Успокойтесь, этот ключ…
— Что же?
— Он мне достался не столь честным путем. Это не поддельный ключ, а настоящий.
— Но, в конце концов, где вы его раздобыли?
— Два года тому назад, до своего отъезда в Вену, вы рассеяли по Парижу несколько подобных ключей.