Олимпия Клевская
Шрифт:
— Да, но неужели вы хотите меня уверить, что женщина в наше время способна два года хранить ключ от дома отсутствующего мужчины, если только она не забыла этот ключ в своем молитвеннике.
— Что ж, вот здесь вы ошибаетесь, герцог; дело в том, что все мы стали очень благочестивыми. Благочестие вошло в моду. О, в Париже многое изменилось со времен вашего отъезда: вы оставили в Пале-Рояле господина регента, а теперь найдете господина Фрежюса в Версале.
— Все сказанное не объясняет, откуда вы выудили
— Взяла? Фи! Вы меня принимаете за принцессу крови, мой милый герцог; вы спутали меня с мадемуазель де Валуа или мадемуазель де Шароле. Взяла! Нет уж, фи! Я его купила.
— Купили? О! Кто же вам его продал?
— Камеристка, понятия не имевшая, что она мне продает. Вы поймите, валяется ключ, его подбираешь, никто о нем ничего не знает, потом приходит некто и дает за этот ключ двадцать пять луидоров. Если хозяйка о нем спросит, можно сделать изумленное лицо и пролепетать: «Какой ключ, сударыня?» Для субретки это так соблазнительно.
— К тому же, как вы сказали, маркиза, то был ключ от дома, который принадлежит человеку, находящемуся в Вене. Ах, черт побери! Значит, все здесь всерьез полагали, что я никогда оттуда не вернусь?
— Все, кроме меня, ибо я как настоящий министр иностранных дел знала, что вы в пути.
— Истинная правда.
— И вот я с дальним прицелом приобрела этот ключ, рассудив, что вы поменяете подбойники в своих замках не ранее чем на следующий день после возвращения; расчет оказался довольно точным, не правда ли?
— И, как видите, пришелся весьма кстати.
— Настолько, что, надеюсь, этот ключ принесет мне больше, чем я на него потратила. Однако же странно, герцог…
И маркиза два-три раза глубоко вздохнула, раздувая ноздри.
— Что такое? — спросил Ришелье.
Маркиза продолжала крупными глотками вдыхать воздух.
— Здесь пахнет женщиной.
— Что вы! Я один.
— Говорю вам, здесь находится женщина, духи которой мне знакомы.
— Маркиза… я вам клянусь!
— Духи принцессы.
— Ах! Вы мне льстите, маркиза.
— Фат! Он не меняется.
— И вы не больше, маркиза, только день ото дня хорошеете.
— Да. По крайней мере именно это мне станут говорить придворные, если я буду в фаворе.
— Вы и так в величайшем фаворе, маркиза.
— Полагаю, что да, и более того — я пришла сюда, чтобы доказать вам это.
— О, неужто?
— Но сначала, герцог, будьте чистосердечны. У вас здесь есть кто-то?
— Никого.
— Слово чести?
— Слово Ришелье! Вы колеблетесь?..
— Герцог, если бы речь у нас шла о любовных делах, я бы верила вам на слово. Но коль скоро мы будем беседовать о политике, а в этой области любая болтливость смертоносна, позвольте мне поступить, как святой Фома. «Vide pedes, vide manus note 38
— Вы мне это говорите, чтобы заставить меня поверить, будто вы знаете латынь?
— Боже меня сохрани от таких притязаний!
— Ну, приступайте!
— Маркиза, — отвечал герцог, вставая, — вот я беру подсвечник; мы обследуем каждый уголок моих покоев, не так ли?
Note38
Посмотри на ноги, посмотри на руки (лат.)
— Если угодно, да, герцог.
— Хотите, начнем с камина? Впрочем, в нем огонь; надеюсь, он не внушает вам недоверия?
— Ни в коей мере, лишь бы там не пряталась принцесса крови; эти дамы несгораемы, как саламандры.
— Ах, почему нельзя сказать того же о принцах крови, маркиза! — сказал Ришелье.
На этот намек гостья лишь усмехнулась.
— Осмотрим сначала этот уголок между стеной и кроватью, — сказала она.
— Пусто, — отозвался Ришелье. — Взгляните.
— Гардеробные.
— Никого — ни здесь ни там. Хотите заглянуть за вешалки с одеждой?
— Это ни к чему. Ноги бы торчали.
— Остается потайная лестница.
— Бесполезно: засовы на месте, лестница не отапливается; за то время, что мы вдвоем, порядочная женщина умерла бы там от холода, а следовательно, больше не представляла бы для меня опасности.
— Сильный довод.
— Итак, мы одни; побеседуем же.
— Побеседуем, — сказал герцог, подведя маркизу к ее креслу.
LIII. ПОЛИТИКА ГОСПОЖИ МАРКИЗЫ ДЕ ПРИ
Маркиза села. Герцог оперся о спинку ее кресла.
— Маркиза, моя дорогая маркиза, — вздохнул он, довольно-таки нежно сжимая ее руку, — если бы вы знали, как я сожалею, что ваш злой нрав вынудил меня тогда забрать у вас тот ключ.
— Почему?
— Да потому что, если бы вы меня любили, тем более сегодня, сейчас, после моего двухлетнего отсутствия, мы бы с вами потеряли голову друг от друга.
— Герцог, я пришла, чтобы поговорить о делах. Ну же, оставьте в покое мою руку: время не ждет.
— Как вам будет угодно, маркиза. И герцог оставил ее руку в своей.
— Итак, я вам сказала…
— … что вы в фаворе больше чем когда бы то ни было.
— Вас это удивляет?
— Ода!
— И почему же?
— Это странно при той довольно жестокой войне, какую старик Флёри, видимо, затеял против господина герцога.
— Благодарение Господу, мы в долгу не остаемся!
— Но король на его стороне; а вы же знаете, маркиза, когда короля разлучают с наставником, его величество плачет, его величество кричит.