Олома Милагричи

Гусева Лидия

– Завтра же идём в женскую консультацию! – грозно крикнула ей мать. – Уж кто натуральная кошка – так это ты!

– От кошки слышу, – буркнула Ленка за дверью.

– Да, семейка из неблагополучных, – подумал Тимур II, – сами не счастливы, и других хотят такими же сделать, – кот не стал дожидаться конца разборок и со скоростью мысли оказался в родной семье и квартире. А больше и не надо было. В дальнейшем Ленку при виде борща и свёклы, а также и самого этого слова, начинало тошнить. Теперь Оля Савина у неё тоже ассоциировалась с борщом и вызывала рвотные позывы. Поэтому, проходя мимо неё, она только и шипела, не

разжимая зубов. Рыцарь-кот порадовался очередной своей победе, а Олька почувствовала также облегчение.

Командующий карбонариями уже снова был на своём посту. Друзья не могли нарадоваться, думали, что он погиб в бою. Рикардо вернулся в строй, и вернулся ещё более энергичный и одухотворённый. В его глазах светились две великие цели: революция и Констанция. Каждый хотел обнять его, хлопнуть по-дружески по плечу. Он уже собирался прикрепить листок с надписью: «Хлопать нельзя. Ранение!» Но потом подумал, что это будет глупо и просто повесил руку на косынку, хотя рана у него была под ключицей и задела лёгкое. Их штаб находился в километрах двадцати пяти от города, где проживала Констанция. Но он так явно чувствовал её присутствие, чуть ли не её дыхание и биение сердца. Для него это тоже было вновь. Глаза девушки повсюду преследовали его. Это не осталось незамеченным для его соратников. Они начали также подтрунивать над молодым человеком:

– Кто ж так ранил тебя, Рики?

– Это, небось, сама стрела Амура!

– Да, боль от укола быстро проходит, а вот рана в сердце – это навсегда! – их шутки не кончались.

Зародившая любовь к Констанции и вдохновляла его, и в то же время ментально мешала. Юноша не знал было, что делать, пока не взялся за эпистолярный жанр. И вот оно, это счастье, что есть письма, есть письменный язык! По вечерам он принялся писать, выкладывая на бумагу все свои чувства, которые жили в нём. Рики понимал, что не всё написанное можно посылать и загружать девушку сантиментами. Но ему так легко было от письма, как будто всё говорил ей вслух.

– Может быть, она когда-нибудь прочитает их, – думал юноша, складывая листки в конверт и пряча в столе.

Прошла неделя, и Рикардо решился послать Констанции нейтральную весточку, тем более, что в город направлялся посыльный по их конспиративным делам.

«Милая Констанция! Дорогой мой Ангел!

Спешу сообщить Вам, что я жив и здоров, благодаря только Вашим усердным молитвам! До сих пор Ваш незабываемый образ согревает мне сердце, вдохновляет на борьбу и победу. Помните, что я до конца жизни Ваш должник! Одно Ваше слово или приказ, и я у Ваших ног! Прошу разрешить мне, хотя бы иногда писать Вам?

Ещё раз благодарю Вас от всего сердца, передайте спасибо также Вашей кормилице.

Предан Вам на века,

Рикардо Кампостела»

Вот такое возвышенное письмо и прибыло в дом Констанции. При этом посыльный сказал Марии: «Если будет обратный ответ, то я завтра в полдень буду на площади, и вы можете передать мне». Кормилица, вся счастливая, сквозь смех и слёзы, ответила за Кони: «Будет! Будет! Обязательно будет!» Тут же чмокнула мужчину в щёку и на ушко сказала: «Как она бедняжка страдает. Уж как она страдает!» Затем, как ветер, но путаясь в своих юбках, помчалась к Констанции:

– Пляши! Подпрыгивай! Улыбайся! Скажи матери, что рада балу! Скажи, что любишь меня, малышка! – что только не придумывала кормилица, вертя конвертом перед носом воспитанницы.

Наконец, письмо оказалось в дрожащих руках девушки, а Мария тактично и бесшумно вышла из комнаты.

– Что там? Хорошие ли новости? – Кони глубоко вздохнула и принялась читать. Письмо было на одном листочке, но она сидела уже больше часа и читала, читала. Как профессиональный каллиграф исследовала каждую буковку, чёрточку, завитушку. Уже знала текст наизусть, но всё равно не могла оторваться от него. А вы говорите, что нет лекарств от любви. Вот оно! Самое лучшее лекарство! Письмо! Весточка от любимого. Никто ещё не видел Констанцию такой счастливой! Она сияла, как само солнышко, будто и вся земля расцвела вместе с ней. Нетерпеливая и любопытная кормилица вошла к ней примерно через пару часов и увидела, что Кони всё ещё за письмом.

– Детка, ты глазами не продырявишь бумагу? Тогда я не смогу прочесть. Ну-ка признавайся, выкладывай, что он пишет? Твоя любопытная нянька сгорает от нетерпения!

– Мария, милая, всё хорошо! Он жив и здоров. Тебе привет большой передаёт! – запрыгала, как козочка, вокруг неё девушка.

– Ну, ясное дело, что жив, раз письмо прислал. Ты мне скажи, про любовь-то написал? – опять настаивала на вопросе деревенская женщина.

– Ма-ри-я! – получилось не грозно сдвинуть брови у Констанции. – Пе-ре-стань задавать глупые вопросы!

– Ну и ладно. Тогда и я ничего не скажу, – якобы обиделась кормилица.

– Не обижайся, няня, – Констанции хватило рук только наполовину обнять широкие плечи и грудь Марии.

– Ладно, голубка, скажу. Садись и пиши немедленно ответ. Завтра я должна передать посыльному. Догадываюсь, что писать будешь ещё дольше, чем читала, – кормилица, довольная и счастливая, что Кони стала прежней – весёлой и жизнерадостной, вышла из комнаты, чтобы не мешать писать ответ.

Итак, ответное послание было также написано в нейтральном ключе:

Дорогой Рикардо!

Была очень рада получить от Вас весть, что Вы живы и здоровы, что продолжаете наше великое дело – борьбу за независимость Италии. Низкий поклон Вам от меня и всего народа. Благодарю Вас за добрые слова в мой адрес, я, право, того не стою. И приказывать я не умею. Это я готова по первому Вашему зову вступить в отряд добровольцев, хочу также посвятить свою жизнь Италии. Возможно, что мои знания и умения пригодятся. (Здесь Констанция хотела написать, чтобы её взяли хоть санитаркой и много чего ещё, но вышло более кратко).

Часто вспоминаю Вас и молюсь за Вас.

Констанция

Скромное получилось письмо у девушки, только не догадывалась она о любящем женском языке кормилицы. Конечно, посыльный сразу же передаст её слова Рикардо: «Уж как она страдает, бедняжка! Как страдает!»

Кони вышла к ужину в нарядном платье и воздушным настроении. Родители не могли нарадоваться и наглядеться, связывая её вдохновенное состояние с предстоящим балом.

– А я тебе что говорил? – сказал на ушко супруг синьоре.