Ома Дзидай

Гофман Ян

Я, Мидори

Время вечери. Стол прогибался от обилия блюд. Домочадцы с удовольствием уплетали ужин. Урагами Хидео ограничился пиалой риса и масу⁶⁴ саке.

За приемом пищи семья вела беседы, но мы с даймё не участвовали. Он вмешался, когда супруга вспомнила о бродячем монахе.

– К нам ведь приходил паломник. – Она потянулась палочками к блюду с сашими⁶⁵. – Что-то я его не вижу.

– Он

искал другого монаха, который обожает гостить у землевладельцев. Хотел знать, не было ли его тут, – врал правитель Фурано. Весь ужин он смотрел только в мою сторону. – Ушел ни с чем.

– А сам остановиться здесь не пожелал?

– Он предпочел нам общество знакомого торговца.

– Невежливо ты поступил, – проглотив кусочек сырого окуня, посудила она. – Почему не уговорил остаться хотя бы на ужин?

– Было бы невежливее принуждать, – небрежно отозвался даймё и допил саке.

Раздраженность не прошла мимо жены. Она отстала от мужа.

Пробуя всю еду понемногу, украдкой я поглядывала на отца. Он читался легче свитка на хирагане⁶⁶, потому что я все знала! Каждое движение, туманный взгляд, подергивания губ несли немое послание: Нам надо поговорить.

Он догадался, что я подслушивала. Пускай. Мне ничего не угрожало. Наоборот…

– Было очень вкусно! – произнес даймё и вышел из-за стола первым.

Потом и я покинула зал. Урагами Хидео расположился в саду.

Дневное светило занырнуло за горы. Оно обещало вернуться в Бинсо рано утром. Укрытая синим ветром, долина мерно засыпала под покровом ночи.

Взору открылось далекое и холодное Наднебесье – тысячи белых звезд. Они вызывающе подмигивали всем наблюдателям. Во главе их стояла пупырчатая луна. Сегодня краешек ее был бережно срезан тенью. Свет посеребрил все вокруг.

Правитель Фурано сидел на пятках, лицом к единственному памятнику в замке. Каменное изваяние я видела и раньше – оно появилось задолго до моего рождения. Но спросить о нем у отца так и не довелось. Предлог не находился.

Сосредоточенная мина. Размытые черты. Доспехи самурая. Стойка полубоком. Катана наготове. Благородный воин. Погибший на войне Урагами.

Воздух гудел, заглушая шаги. Налюбовавшись ночным небом и таинственным садом в свете луны, я приблизилась к отцу.

Не оборачиваясь, хозяин замка спросил:

– Ты все слышала?

– Да. От и до. Как узнал?

– Волос нашел.

– Повезло-то как. – Я хмыкнула.

Становилось любопытно.

– Не ожидал от тебя такого. А следовало бы, – рассуждал Урагами Хидео. – Сёгун приказал ехать в Фурано целенаправленно?

– Да. Хотел, чтобы я последила за вами немного.

– Что ж, не судьба. В этом дне все так нелепо сошлось. Кто бы мог подумать. – Он развернулся и спросил напрямую: – Когда намерена сдать меня?

Полное безразличие на лице. Отец будто не боялся за будущее семьи. В замке я не провела и полного дня. Но по мере бесед я узнавала даймё заново. Такую неоднозначную личность еще поискать надо.

Я пожала плечами.

– Пока не решила. Как только, так сразу.

– Совсем не в духе шиноби, – рассмеялся отец. – Вы можете столетиями упорно следить за человеком. Прикидываться крестьянами, юдзё, торговцами, гейшами. Но когда что-то находите, вас и след простыл. А тут все иначе…

– Чего торопиться? – усмехнулась я, скрестив руки на груди. – Ты повязан, как ни крути. Убьешь меня, уйду я – Коногава Дзунпей все равно узнает, что ты не чист.

– Это точно. Аж смешно…

– Чем ты ему не угодил?

– Давно так повелось, – буркнул отец. – Никак не может оставить в покое.

Он негодующе вздохнул. Поглядел на памятник и погладил сырой камень по руке. – Опять же, я расскажу. Намерена слушать?

– О, с удовольствием, – лениво отозвалась я. – Еще бы узнать, что было в тясицу. Желательно в мельчайших подробностях.

– Это можно, – легко заявил Урагами Хидео. – Лучше рассказать родному человеку в спокойной обстановке, чем гончим Коногава с ножом у горла. Не так ли?

– Соглашусь, – ответила я раздраженно.

Нашел же он время вспомнить о кровной близости.

– Вот и славно! – рассмеялся отец.

Он похлопал по траве близ себя, любезно приглашая сесть рядом.

– Давай-давай, нечего стоять. Неприлично так вести беседу.

– Кого ты учишь, а? – Я была ошарашена его никчемными наставлениями. – Мне уже тридцать пять. Я первая куноити Мэйнана…

– Вот именно! Тебе всего тридцать пять. Девочка еще, – не унимался отец, беззлобно ворча. – Садись уже.

– Ладно-ладно.

Застенчиво придерживая края юкаты, я устроилась в шаге от него.

– Что это за памятник?

– Рад, что спросила, – начал Урагами Хидео издалека. – Случай в тясицу, как и неприязнь Урагами и Коногава, тесно связаны со временем, когда его поставили. Почти.

– Да ладно?

Шиноби не задают лишних вопросов – только берут и делают. Лично мне ничто человеческое не было чуждо.

– Слушай-слушай! К твоему сведению, мне уже четыре тысячи двести двадцать шесть лет, три с лишним тысячелетия из которых я управляю ханом…

– Ого, мне до твоего возраста еще жить да жить!

Дразнить отца стало для меня особой забавой.

– Уж постарайся, дочка! – не отставал он. – Я пережил Сэнгоку Дзидай⁶⁷. Засвидетельствовал становление бакуфу⁶⁸. Между ними имела место Кудзанская война⁶⁹. Мне даже довелось поучаствовать.