Омерта
Шрифт:
— Ничего нового, — солгал он, решив, что больше не будет участником политических компромиссов руководства Бюро. Уж лучше стать одиноким волком.
— Что ж, теперь недостатка в людях у вас нет, так что продолжайте работать. А после того как Тиммона Портелла отправится за решетку, я бы хотел перевести вас в Вашингтон, на должность моего заместителя.
— Благодарю вас. Но я решил, что выйду в отставку после того, как разберусь с Портеллой.
Директор глубоко вздохнул.
— Еще раз хорошенько все обдумайте. Я понимаю, что история с обменом вас расстроила. Но я попрошу вас не забывать, что Бюро не просто охраняет общество от нарушителей закона. Все наши действия в долгосрочной перспективе должны служить благу общества.
— Я помню это со школьной скамьи. Цель оправдывает средства.
Директор пожал плечами.
— Иногда. В общем, насчет отставки подумайте еще раз. Приказ с благодарностью я направляю в ваше личное дело. Уйдете вы в отставку или останетесь, президент Соединенных Штатов наградит вас медалью.
— Благодарю вас, сэр.
Директор пожал ему руку, проводил до дверей.
Где и задал последний вопрос:
— Как идет расследование убийства Априле?
Прошел уже не один месяц, а результатов нет.
— Расследование ведем не мы, а полицейское управление Нью-Йорка, — ответил Силк. — Разумеется, я слежу за его ходом. Мотив не определен.
Никаких зацепок. Боюсь, что раскрыть это преступление не удастся.
В тот вечер Силк обедал с Биллом Бокстоном.
— Есть хорошие новости, — сообщил ему Силк. — Табачное и китайское дела закрыты. Генеральный прокурор собирается ограничиться финансовыми санкциями, без уголовного преследования. У нас высвобождается много людей.
— Правда? — изумился Бокстон. — Я-то думал, что директор — борец за правду. Ты подал в отставку?
— Борцы за правду бывают разные, — философски ответил Силк. — Некоторые считают возможным срезать углы.
— Что еще?
— После того как я отправлю Портеллу за решетку, мне гарантировано кресло заместителя директора. Но я лучше отправлюсь на пенсию.
— Да-а-а, — протянул Бокстон. — Замолви за меня словечко.
— Ничего из этого не выйдет. Директор знает, что ты ругаешься, — он рассмеялся.
— Дерьмо, — Бокстон изобразил разочарование. — Или тут уместнее что-нибудь позабористее?
Следующим вечером от железнодорожной станции Силк добирался до дома пешком. Джорджетт и Ванесса уехали во Флориду погостить у матери Джорджетт, а такси он терпеть не мог. Его удивило, что собаки не загавкали, когда он ступил на подъездную дорожку. Он их позвал, но ничего не изменилось. Силк решил, что они бегают где-нибудь в лесу.
Ему недоставало жены и дочери, особенно за едой. Частенько он обедал один или с кем-то из агентов в различных городах Америки, ни на секунду не забывая об опасности. И расслабиться мог только дома. Силк наскоро приготовил обед: салат и небольшой стейк. Кофе пить не стал, обошелся стаканчиком бренди. Поднялся наверх, чтобы принять душ, позвонить жене и почитать перед сном. Книги он любил, но его огорчало, что в детективных романах агенты ФБР всегда выводились гнусными злодеями. Что могли эти писаки знать о таких, как он?
Едва он открыл дверь спальни, как в нос ударил запах крови. В голове помутилось, Силка захлестнула волна страха.
Немецкие овчарки лежали на его кровати. Запятнанная кровью шерсть, связанные лапы, замотанные липкой лентой пасти. Сердца собак вырезали и положили рядом.
Невероятным усилием Силку удалось взять себя в руки. Автоматически он набрал номер матери жены, чтобы убедиться, что с Джорджетт и Ванессой все в порядке. О случившемся он ничего не сказал. Потом перезвонил дежурному офицеру ФБР и вызвал бригаду экспертов, чтобы они провели все положенные в таких случаях мероприятия и помогли ему избавиться от постельного белья, матраца, ковра. В местную полицию он звонить не стал.
Шесть часов спустя фэбээровцы отбыли, и Силк написал рапорт директору. Налил себе большой стакан бренди и попытался проанализировать ситуацию.
Подумал было о том, чтобы солгать Джорджетт, сочинить историю о бегстве собак. Но пришлось бы объяснять, куда делись ковер, матрац, простыни. И потом, это было бы несправедливо.
Он не имел права лишать ее права выбора. Да и не простила бы она ложь. Оставалось только одно: сказать ей всю правду.
На следующий день Силк вылетел в Вашингтон, чтобы обсудить инцидент с директором, а потом отправился во Флориду, где жена и дочь гостили у его тещи.
После ленча он предложил Джорджетт прогуляться с ним вдоль пляжа. Поглядывая на поблескивающее под солнцем синее море, он рассказал об убийстве собак, о том, что на языке сицилийской мафии это означало последнее предупреждение.
— Но газеты писали, что ты избавил эту страну от мафии, — заметила Джорджетт.
— Более или менее. Но остались несколько, контролирующих торговлю наркотиками, и я представляю себе, кто мог это сделать.
— Наши бедные собачки, — вздохнула Джорджетт. — Как люди могут быть такими жестокими?
Ты говорил с директором?
Такая забота о собаках вызвала у Силка раздражение.
— Директор предложил на выбор три варианта.
Первый: я ухожу в отставку и переезжаю в другое место. Я отказался. Второй: семья переезжает в другое место и остается под защитой Бюро до полного завершения этого дела. Третий: ты остаешься в нашем доме, словно ничего не произошло. Нас будут охранять двадцать четыре часа в сутки. В доме поселится женщина-агент. Тебя и Ванессу всюду будут сопровождать два телохранителя. Вокруг дома появятся посты наблюдения.
Дом оборудуют новой, улучшенной системой сигнализации.
— Ты думаешь, это блеф, — посмотрела на него Джорджетт.
— Да. Они не решатся причинить вред федеральному агенту или членам его семьи. Для них это равносильно самоубийству.
Джорджетт повернулась к морю. Чуть сильнее сжала его руку.
— Я остаюсь. Без тебя мне очень тоскливо, и я знаю, что ты не можешь бросить расследование на полпути. Но я хочу, чтобы ты пообещал мне одну вещь. По завершении этого расследования ты уйдешь из Бюро. Заведешь частную практику или будешь преподавать. Я не могу так жить до конца моих дней. — По тону чувствовалось, что решение окончательное и обжалованию не подлежит.