Он и Я
Шрифт:
Несколько секунд просто смотрю на Гордея. Точнее, до жжения в глазных яблоках и боли в мышцах таращусь. Он же без слов вновь отступает и, не глядя на меня, выходит из спальни.
Пока я пытаюсь отдышаться и хоть как-то упорядочить происходящее, в гостиной звонит телефон.
— На месте. Не очень. Нет. Я говорил, что она станет проблемой. Да… Да. Нет. Разберусь.
Может ли человеческий гнев быть сильнее?
Познаю неизведанные высоты. Я в бешенстве!
Тарский же возвращается в спальню и придавливает мое расплывающееся сознание скупым и равнодушным
— Постарайся не дергаться.
В ответ могу лишь пронизывать его свирепым взглядом и прерывисто, с отчаянной злобой дышать. Не дергаюсь только потому, что тело в каком-то оцепенении находится. Мышцы будто задеревенели, налились горячей тяжестью, сделали меня остывающей гипсовой куклой.
— От наручников ты самостоятельно не избавишься. Никто тебя не услышит. Никто в номер не войдет. Продолжишь дергаться, серьезно поранишься.
О, если бы я только обладала телекинезом [9] или недюжинной силой, способной сдвинуть с места эту проклятую кровать… Я бы, не раздумывая, причинила ему физическую боль, разрушила все на своем пути! Я бы здесь все разбомбила! И его!
9
Телекинез — термин, которым в парапсихологии принято обозначать способность человека одним только усилием мысли оказывать воздействие на физические объекты.
Но, увы, ничего сверх обычных человеческих умений мне неподвластно. Поэтому Тарский беспрепятственно гасит свет и в полном здравии выходит. Спустя пару минут покидает номер — слышу, как хлопает входная дверь.
Я остаюсь беспомощно лежать в темноте.
Прикованная, словно животное. Взбешенная. Смертельно обиженная.
Не знаю, сколько проходит времени. Сначала я всеми известными способами мысленно распинаю Таира. Выдумываю самые изощренные пытки, стараясь не скатываться к сексуальным. Что я об этом знаю? Только то, что когда я встаю на колени, он теряет опору.
Ненавижу его! Ненавижу ведь!
Сильнее всего на свете! Сильнее просто некуда! Я его… сильнее, сильнее… Сильнее!
Чуть погодя, когда эмоции идут на спад, разбиваюсь в противоречивых переживаниях.
Куда он ушел? Вернется? Чем занимается?
Сгинул бы!!!
Ой, Господи, пожалуйста, пусть все будет хорошо!
Однако едва слышу щелчки замков и приглушенный удар двери, возвращаюсь к первоначальному состоянию злости. С каждым приближающимся шагом она нарастает.
А может, это что-то другое?
Такое сильное, свирепое, голодное?
Неважно!
Тарский не включает свет. Заставляя мое сердце безумно колотиться, движется в темноте. Ни одно из клокочущих внутри меня чувств не похоже на страх. Точно знаю, что его сейчас нет.
Высчитываю
Молчит. А я-то не могу… Ощущаю, как внутри что-то взрывается и, осыпаясь горячими искрами, разрастается, словно грибы после дождя. Не справлюсь с этими чувствами, если не заполню тишину словами.
— Повеселился? Проблемой меня называешь? Устрою я тебе проблемы… Устрою!!! Теперь точно… Я тебя… Теперь я тебя точно… Точно я тебя… Я тебя…
Гордей молча отстегивает наручники, и я задыхаюсь от боли. Невольно вскрикиваю и на коротких вдохах поскуливаю. Конечно же, я не пыталась сохранять неподвижность и стерла кожу запястья.
— Тихо. Молчи.
Сердце реагирует на звук его голоса, словно бешеная обособленная зверюшка. Истекая кровью, разбивается о ребра.
Да что такое?
Нежную кошечку в жопу! Злобу наружу!
Пока я сражаюсь со своими эмоциями, Тарский подтаскивает меня к краю кровати и поднимает на руки.
Куда он меня несет?
Хочу грубо вытрясти из него ответ, но дыхание в очередной раз перекрывает, и все связные звуки застревают где-то в горле.
Жмурюсь, когда оказываемся в ярко освещенной ванной. Проморгаться удается, лишь когда Таир опускает меня на ноги. Схватив за руку, он недолго изучает кровавые борозды на запястье, тяжело вздыхает и… принимается меня раздевать. Учитывая, что сарафан на завязках, каких-то особых умений и усилий для этого не требуется. Уверена, проходит не больше полминуты, прежде чем я остаюсь в одних трусах.
Все еще молчу. И не предпринимаю попыток шевелиться. Когда Тарский начинает снимать одежду с себя, лишь учащенно дышу и ошарашенно наблюдаю.
Мне, конечно, нравится на него смотреть, но мыться вместе — далеко за гранью моих мечтаний. Тем более сейчас, когда я так злюсь.
Я ведь злюсь?
Я должна злиться!
И, тем не менее, ничегошеньки произнести не получается. Молчу, пока Таир не оказывается полностью обнаженным.
У него снова та же проблема! Полная боевая готовность!
Только зачем? И почему?
Шлялся ведь где-то полночи! Скотина гулящая… Даже если по делу, плевать!
Вскрикивая, прикрываю грудь. Когда же Тарский, невзирая на сопротивление, начинает заталкивать меня под летящие струи воды, разражаюсь крутой бранью, которую удалось подцепить у его же братков.
— Не трогай меня… Я не буду… Не буду с тобой…
— Что?
— Ничего! Выпусти! Сейчас же!
Я сбита с толку всем, что внутри происходит. Всегда, конечно, была эмоциональной и впечатлительной, но это уже чересчур. Какой-то ураган и хаос — срывает все заслонки.
Я не выдерживаю!