Он и Я
Шрифт:
— Скорее всего, задержимся.
Это меня сильно огорчает. А когда я расстроена, могу наговорить глупостей. Чтобы прилюдно не сорваться, заставляю себя молчать. Однако сердце не успокаивается до самого дома. Да и там… В ту ночь, у Бахтияровых, Тарский остался спать со мной. Ничего особенного, просто переночевали под одним одеялом. Он меня даже не обнимал. Только я его… Не сдержавшись, притиснулась со спины и скользнула ладонью под руку. Чувствовала, что напрягся и, скорее всего, мысленно воспротивился. И все же не оттолкнул.
Во
Сама себя от него ограничиваю. Попусту не брожу, стараюсь лишний раз не смотреть. Особенно, когда знаю, что он раздет.
Вот только сегодня я снова не владею эмоциями. После ванной, вместо того, чтобы забаррикадироваться в крохотной части ясного сознания, выбираюсь к Тарскому в гостиную.
Выхожу и сразу же столбенею. Забывая дышать, стопорюсь взглядом на зарубцевавшемся шраме. Неровной красноватой линией он тянется примерно от последнего правого ребра и практически до пояса низко сидящих боксеров. Впервые вижу эту рану неприкрытой пластырем и ужасаюсь. Это совершенно точно не пустяк, как заверял меня Таир. Серьезное ранение, с множеством хирургических швов.
— Это случилось в тот же день, когда ты не вернулся?
Мой голос дрожит, а Гордей, похоже, вновь недоволен.
— Да, — отвечает неохотно.
— А если бы ты умер? — на эмоциях повышаю голос.
Будто его в том вина… Конечно его! Зачем он это делает?!
— Что ты хочешь, чтобы я на это ответил? — снова встречными вопросами сбивает меня с панталыку. Смотрю на него и не могу решить, какие эмоции позволительно выплеснуть. Тарского понять не могу. Он злится или… Изучает меня? Зачем? Чего ждет? — Я не собирался умирать. Мне еще тебя назад возвращать.
Это заключение заставляет меня реагировать.
— Отцу?
— В Россию, — отвечает как-то уклончиво, чем окончательно меня запутывает.
Мотнув головой, зажмуриваюсь. Минутное послабление, и я, конечно же, нарушаю недавно установленные границы. Бросаюсь к Тарскому. Обхватываю руками и прижимаюсь к груди.
— Прекрати! Прекрати быть таким… — кажется, сама не соображаю, о чем прошу.
Очевидно, это уже душевная агония.
— Нет, — как-то чересчур растягивает это слово. Мягко размазывает. Так мягко, что становится страшно. — Это ты прекрати, Катенька.
— Пф, ради бога… — возмущаюсь по привычке. Прикрывая глаза, ищу успокоение в сильном биении его сердца. — Я ничего не делаю.
— Думаешь. Делаешь. Выдаешь.
— Неправда, — глупая отмазка.
Но больше мне нечего возразить. К моему огромному облегчению, Тарский и не настаивает. После небольшой паузы, во время которой я незаметно перебираю губами его горячую кожу, переключается на другую тему.
— Завтра важный вечер. Ты мне нужна будешь.
— В каком смысле? — торможу разгоняющееся сердце. По крайней мере, пытаюсь. — Я и так каждый вечер с тобой.
— Завтра мы должны появиться на свадьбе одного человека. Мне нужно, чтобы ты была веселой и осторожной.
— Веселой и осторожной? — пробую сложить эти два состояния воедино. — Стоп, подожди… Мы завтра идем на свадьбу, а ты мне об этом ночью сообщаешь?
— Свадьба чужих людей.
— Все равно! Я должна подготовиться, настроиться… Продумать, что надевать…
— Элиза тебе поможет.
Сердце моментально превращается в камень. Обрывается и заваливается куда-то ниже земного ядра.
Упираясь предплечьями в грудь Тарского, отстраняюсь. Он, безусловно, не препятствует. Позволяет отшагнуть. Спокойно смотрит в глаза. Нет, не так… Снова меня изучает.
Какого черта?
— Бахтияровы тоже будут? Эта Элиза… — эта чертова, мать ее, Элиза! — Они тебе помогают? Она… Давно ты их знаешь? Откуда?
— Давно.
— И это весь ответ? — распаляюсь от досады и огорчения. — Я столько всего спросила!
— Вот именно, Катенька, ты слишком много вопросов задаешь.
Да пошло все к черту! Я устала водить хороводы!
— У тебя с ней что-то было?
— Это имеет значение?
Вот бы дотянуться и дать ему по голове!
— Конечно, имеет!
Пока я жду прямой ответ на свой прямой вопрос, Таир, черт возьми, дает заднюю.
— Возвращайся в спальню, — тон такой, словно ему скучно стало.
Только я уже чересчур много выдала, чтобы заткнуться и исчезнуть.
— Нет, скажи мне! Разве не понимаешь, как это важно? Мы ведь вместе здесь… Должны знать все, помогать друг другу… Я за тебя волнуюсь… Ты можешь мне все рассказывать… — транслирую полнейший бред. Сама в шоке. Да что там говорить! Судя по тому, что я вижу, удивление испытывает даже непрошибаемый Таир. Однако остановиться уже не могу. — Мы с тобой… Ты и я… Мы…
Мне так трудно формировать мысль, да просто дышать… Сначала даже радуюсь тому, что он перебивает меня. Пока слова не обретают смысл.
— Давай проясним то, что действительно важно, — с нажимом говорит Тарский. — Нет никаких «нас». То, что мы здесь вместе, не значит, что я тебе принадлежу.
Меня словно в грудь ударяют, и я задыхаюсь… Он ведь вскрывает все мои, казалось бы, тайные мысли и желания. Безжалостно извлекает все это на свет божий и хладнокровно растаптывает.
— Ты едва не лишил меня девственности, — апеллирую быстро и яростно. — У нас что-то… Между нами что-то происходит… Давно… Ты ведь раньше меня это понял… — произношу, как только сама осознаю. К черту! Не могу в себе держать. — Да! Ты понимаешь! Почему отрицаешь очевидное?